Константиновский равелин

Скупа и быстротечна севастопольская весна. Отцветут н покроются пылью красавицы акации, заснуют в вечернем остывающем воздухе стрижи, и вдруг почувствуешь, что это уже лето, что нет больше в воздухе запахов оживающей земли, что в какой-то день быстро и незаметно кончилась весна...

Девятнадцатую свою и первую севастопольскую весну, весну 1942 года, встретила Лариса медсестрой Констан-тниовского равелина.

В этот ветреный мартовский день, раскачиваясь на мачте наблюдательного поста, долго и самозабвенно пел скворец. И все, до кого доносилось его пение, невольно приостанавливали работу, прислушиваясь к забытым звукам, радостно смотря на отливающую вороненым металлом пеструю грудку птицы.

Невзирая на войну и разруху, скворец пел о любви, и Лариса, пригревшись в затишье на камне, слушала вест-инка радостной теплой поры. Чей-то негромкий вкрадчивый голос раздался у нее над головой:

— Любуетесь, товарищ старшина?

Лариса недовольно подняла глаза. Перед ней, шуря серые с наглецой глаза, стоял краснофлотец Гусев.

Лариса встречалась с ним до этого всего несколько раз, но шарящий, будто ощупывающий взгляд Гусева заставил почувствовать неприязнь к нему с первой встречи. Однако ничего не отвечать было просто невежливо. Лариса сухо сказала:

— Хочу немного отдохнуть.

— Погодка располагает! — радуясь завязывающемуся разговору н быстро присаживаясь рядом, оживился Гусев. — Война — войной, а весна — весной!

На этот раз Лариса смолчала. Она уже тяготилась его присутствием и стала озираться по сторонам, выискивая предлог, чтобы уйти. Как назло ничего не приходило в голову. Гусев, осторожно придвинувшись поближе, продолжал:

— Да, сестрица. А здесь и весна не радует! Живем мы с вами, как в тайге, — ни черта не видим. А ведь и я живой человек! И я тоже понимаю поэта, который написал:

Моряк не верит, что любовь, как в сказке!

И в редкие минуты на земле

Нам нужно всем немного жеискоЛ ласки.

Чтоб легче было жить на корабле!

Лариса, продолжая молчать, смотрела в сторону. Где-то над ухом, совсем рядом, раздавалось тяжелое сопение Гусева. Вдруг она почувствовала, что ее пальцев, лежащих на камне, коснулась потная, липкая ладонь. Быстро вскочив и отдернув руку, точно от ожога, Лариса поспешно зашагала прочь. Ока не слышала, как медленно поднявшийся Гусев процедил, прищурившись, ей вслед;

— Недотрогу' строишь! Ничего, девочка! Здесь тебя обломают!

Он хотел еще выругаться, но заметил подходящего Зимскогои только длинно сплюнул сквозь зубы. Зимского Гусев не любил. Не любил давно, с первого дня знакомства. Теперь, когда он чувствовал, что Зимский глубоко, по-настоящему влюблен в Ларису, — не любил его вдвойне.

Зимский видел, как поспешно вскочила и ушла Лариса, и медленно, сурово нахмурясь, подходил к Гусеву. Тот, беспечно повернувшись, уже собирался уйти, но рука Зимского тяжело легла ему на плечо:

— Опять ей разные гадости говорил?

Почувствовав, что ему не уйти от разговора, Гусев с

усмешкой бросил через плечо:

— А ты спешил стенографировать?

Зимский рывком повернул его липом к себе, н Гусев, стараясь отодрать впившиеся в ключицу пальцы, с наигранным спокойствием зачастил:

— Но, ты! Полегче, полегче! Нечего клеши распускать. Здесь тебе, не крепостные!

— Слушан, Гусев! —лицо Знмского скривилось в злобной гримасе. — Если ты еще будешь приставать к ней...

— Да ты кто такой?! — наконец освободившись от руки Зимского, вскричал Гусев. — Кем ты сам ей приходишься? Она на тебя и плевать не хотела!

— Хорошо. Иди! — глухо сказал Зимский, чувствуя, что еще секунда — и он не сдержится, ударит со всего размаха в наглое гусевское лицо. — Иди. но помни, что я тебе сказал!

— Помни, помни! — передразнил, уходя, Гусев, удивившись, что на этот раз разговор окончился так быстро. И уже отойдя па несколько шагов, он повернулся и вызывающе крикнул:

— Вздыхатель!

Но Зимский не обратил на это внимания. Другое задело его, больно ранило сердце, оставило в смятении.

«Кем ты сам ей приходишься? Она на тебя и плевать не хотела!» — еще звучал в ушах ехидный голос Гусева, п вдруг он с ужасом почувствовал, что вокруг становится пусто (будто вырвали из рук надежные перила), если задать самому себе этот вопрос: «А действительно, кем он приходится Ларисе? Почему имеет больше прав на нее. чем тот же Гусев? Только потому, что тот заведомый пошляк? А что думает сама Лариса? Как она отнесется к его покровительству? Хватит ли у него духу хоть слабо намекнуть ей о своем чувстве?..»

Впоследствии Алексей не мог точно припомнить все подробности первой встречи с Ларисой. Помнилось, что они встретились внезапно, в полутемном коридоре равелина. к он не смог как следует рассмотреть ее лица, но в памяти остались глаза — широко открытые, смело и прямо смотрящие вперед и какие-то лучезарные, отчего создавалась иллюзия глубины.