Конструктор космических кораблей

Полет трехместного «Восхода», жизнь и работа в нем экипажа без скафандров и плюс к этому мягкое приземление было расценено мировой научной общественностью как крупное достижение Советской страны.

Американский космонавт Скотт Карпентер с восторгом заявил в печати: «Я не был бы слишком поражен, если бы два человека были посланы наверх, но три — да! Это великий подвиг. Русские, кажется, всегда делают именно то, чего мы не ожидаем».

Академия наук США свое мнение выразила в телеграмме: «Американские ученые поздравляют своих коллег по поводу нового выдающегося достижения советских конструкторов. Успешный запуск космического корабля с тремя членами экипажа является новой эрой в исследовании космоса».

Москва торжественно, ласково, по-матерински встречала экипаж «Восхода». На трибунах во Внуково — руководители партии и правительства. Звучит рапорт командира корабля инженер-полковника В. М. Комарова Центральному Комитету КПСС, Президиуму Верховного Совета СССР, Совету Министров СССР. Всем особенно запомнились полные твердости заключительные слова:

— Готовы к выполнению нового задания парши и правительства.

* * *

Страна готовится отметить 47-ю годовщину Великого Октября. В праздничные дни должно было состояться открытие монумента «Космос», сооружаемого по постановлению правительства в ознаменование выдающихся заслуг советского народа в освоении космического пространства. Строительная площадка в районе ВДНХ. Сергей Павлович Королев и предприятие, которым он руководил, оказывали авторам и исполнителям самую непосредственную помощь. Особенно внимателен был академик к авторам проекта — архитектору М. О Барщу, инженеру А. Н. Колчину и известному скульптору А. П. Файдышу-Крандиевскому. Автору этих строк не раз довелось бывать в мастерской скульптора. Андрей Петрович и рассказал мне о встречах с С. П. Королевым.

— Я познакомился с Сергеем Павловичем в 1961 году. Было это поздней осенью, вскоре после того, как мы — Барщ, Колчин и я — оказались победителями конкурса на лучший проект обелиска и нам предложили разработать нашу идею в граните и металле. Я начал лепить рабочую модель статуи Циолковского и одновременно обдумывал композицию двух больших горельефов. Сейчас их можно видеть по обеим сторонам основания обелиска. В те дни в одном из московских учреждений я увидел коренастого человека, одетого в коричневую дубленку. В руках он держал какие-то бумаги. Человек подошел и представился:

— Королев. — И сразу же начал: — У меня есть замечания к вашему эскизу…

Прощаясь, ученый сказал:

— Если понадобится моя помощь, я к вашим услугам. У вас есть мой телефон?

Как на грех, ни у кого не оказалось бумаги. Где-то нашли клочок обертки, и Сергей Павлович написал мне номера служебного и домашнего телефонов. Берегу их, как дорогую реликвию.

Много позднее академик пришел посмотреть горельефы, которые я заканчивал в глине. Внимательно рассмотрев фигуры людей, различные атрибуты, Сергей Павлович решительным движением руки изменил форму одной детали. Я посмотрел на него с недоумением. Улыбнувшись, он сказал, что так правильнее.

— Сергей Павлович, — продолжал рассказ скульптор, — оставался тогда в мастерской около часа. Я решил сделать несколько этюдов и попросил ученого посидеть, позируя, хотя бы пятнадцать минут. Он категорически отказался. Мне удалось внимательно, или, как говорят, профессионально, рассмотреть его красивый благородной формы лоб, чуть спрямленные густые темные брови, под ними карие поблескивающие глаза. Я их видел и строгими, и веселыми, но никогда — безразличными.

Часто вспоминаю, с какой увлеченностью Сергей Павлович говорил об изучении Вселенной, как твердо он верил, что космос будет служить человечеству. С каким вниманием относился ученый к созданию монумента! И это понятно: все, что прямо или косвенно относилось к космосу, всегда волновало ученого. Он не раз говорил, что ему очень хочется, чтобы монумент стал произведением искусства, в котором документальность сочеталась бы с подлинно художественной образностью. Очень интересовался академик статуей Циолковского.

— Расскажите об этом.