Но всегда есть исключения.
Одно-единственное исключение.
– Я не бездомный. Я ехал в аэропорт, – ровным тоном отвечаю я. И добавляю, потому что не могу удержаться: – Очевидно. Скоро же Рождество.
Глаза Кэтрин широко распахиваются.
–
Почесываю висок.
– Слушай, Кэти. Я вижу, ты жива и чувствуешь себя как обычно. Так что, если ты не возражаешь, мне пора.
– Ух ты, кажется, это второй раз, когда мы с тобой в чем-то согласны!
Я не должен спрашивать. Не должен, но все равно заглатываю наживку.
– А когда был первый?
Она не отводит взгляд.
– Когда мы согласились подписать бумаги о разводе.
Точно. Это.
– Знаете что, я уйду, пожалуй, – говорит медсестра, указывая большим пальцем на дверь и пятясь к выходу из комнаты. – Скоро придет доктор и расскажет вам все о вашем состоянии. Если передумаете насчет желе, нажмите кнопку.
– Принесите мой телефон! – просит Кэтрин ей в спину. – Пожалуйста!
Медсестра не отвечает, даже не оборачивается, и меня так и тянет последовать за ней и сбежать, только ноги почему-то не слушаются.
– Мэм? – кричит Кэтрин вслед медсестре. – Вы меня слышали?
Медсестра не торопится выполнять приказы Кэтрин, что меня совсем не удивляет. Саму Кэтрин, судя по всему, тоже, потому что она тяжело выдыхает.
– Надо было назвать ее «мисс».
Поджимаю губы, чтобы скрыть непрошеную улыбку, и думаю: помнит ли Кэтрин, что этому фокусу ее научила моя мама?
Смотрю через плечо и очень хочу последовать примеру медсестры.
Но мои ноги все еще не двигаются.
Желание сбежать сильно. Но дрожь в моих руках, которая началась после того звонка и только-только стала отступать, – сильнее.
В то мгновение я боялся худшего, и, казалось, весь мой мир замер. Скучаю ли я по Кэтрин? Не то чтобы очень. Эта женщина действует мне на нервы.
Но чтобы жить в мире, где ее нет? Боль в моей груди говорит, что я к этому не готов.
Кэтрин смотрит на меня изучающим пристальным взглядом и, кажется, видит слишком многое. Куда больше, чем я хочу ей показать.
– Какого черта ты здесь забыл, Том?
Шанс, конечно, микроскопический. Но мои молитвы были услышаны, и рейс отложили, так что, если уйду сейчас, может быть…
Но я все смотрю на капельницу в ее руке. И слышу ненавязчиво-зловещее гудение больничных аппаратов. И замечаю, что ее колкости – чуть менее острые, чем обычно.
Пытаюсь улыбнуться.
– Ты же мне не поверишь, если скажу, что просто проходил мимо?
Кэтрин не улыбается. Мое очарование на ней не работает. Никогда не работало.
Со вздохом перестаю улыбаться, и от этого становится на удивление легко. С Кэтрин мне никогда не приходилось притворяться.
– Мне позвонили из твоей фирмы, – объясняю я, опуская сумку на чемодан, чтобы дать плечу отдохнуть. Скрещиваю руки на груди. – Вероятно, я все еще записан как твой контакт на случай ЧП.
Собираюсь поинтересоваться, было ли это упущение еще одним способом меня помучить, но слишком уж трепещущие ресницы и отсутствие язвительных ремарок дают мне понять, что эта новость застала Кэтрин врасплох.
– Ты не знала? – спрашиваю я. – Что забыла изменить номер?
– Нет, Том, не знала. – Она кладет руку себе на лоб и морщится. – Извини, что разрушаю твою фантазию, но я не искала поводов снова с тобой увидеться.
– Хм.
Чтобы Кэтрин о чем-то забыла… интересно! Чей-то день рождения? Годовщина? Запланированное свидание? О таком она вполне может забыть. Мы через все это проходили.
Но когда речь о ее работе, ни одна «t» не остается без черточки, ни одна «i» – без аккуратно поставленной точки.
Кэтрин сосредоточенно морщится.
– Ладно. Я понимаю, почему тебе позвонили. Вот что мне не понятно: почему ты
– Поверь, – бормочу я, – сам задаюсь этим вопросом.
Она поднимает бровь и ждет объяснений.
Вздыхаю.
– Слушай. Любой порядочный человек так поступит, если узнает, что кто-то пострадал. Хотя я не жду, что ты разбираешься в таких человеческих понятиях.
– Я порядочная!
Она что-то неразборчиво бурчит про «Рокетс», и я ловлю себя на опасении, что головой она ударилась сильнее, чем я думал.
Заставляю себя не задавать лишних вопросов. Чем меньше я знаю о нынешней жизни Кэтрин, тем сложнее ей будет меня в нее втянуть. По опыту знаю, что если такое случится, то отвязаться от этой женщины мне будет почти невозможно.
– Если тебе станет легче, – добавляю я, – я очень жалею, что пришел.
Кэтрин осторожно дотрагивается до бинта у себя на лбу и легонько улыбается.
– Правда легче. Спасибо.
Закатываю глаза, а потом снова смотрю на нее. На долю секунды я вспоминаю
До того, как все полетело в тартарары.