Контакты с утопленником

«Арнольд уже наверху, с ним!» — осенило меня вдруг… Когда он выключил там свет. Или здесь? Я теряла ориентиры, не знала, где нахожусь. В глазах то темнело, то светлело. Я шла по коридору, но в то же время ползла к невидимой чердачной двери, и прорывалась к Джонатану сквозь густой порхающий мрак, наталкиваясь на шкаф, проигрыватель взвыл, потом смолк, и я почувствовала, как руки Арнольда вцепились в меня, и дошла до лестницы, и услышала его — он говорил мне…

— …я вызволю тебя, Джо…

Я беру платок в рот, снимаю через голову рубашку, обматываю ею на ощупь его голову. Он обматывает что-то вокруг моей головы, но много бабочек остаются внутри. И несмотря на платок во рту, я тоже начинаю задыхаться, мне не хватает воздуха, только насекомые, насекомые, я волоку Джонатана, с трудом преодолевая их мягкое, пыльное сопротивление… Жизнь покидает меня, уходит туда, где я верну себе все потерянное, мои корабли опять будут лететь, лететь… как птицы… Я допустил ошибку! Не надо было гасить свет, они и не собираются улетать, а я уже не уверен… где дверь…

— Хватит, хватит, хватит, — цедила я сквозь зубы, пока, спотыкаясь, поднималась по лестнице. — Это происходит не со мной, это происходит с ними. С ними!

Но мое плечо упирается во что-то твердое… Я успел! Дотащил его прямо до двери… Я протягиваю руку и чувствую, как попавшие под нее бабочки… лопаются, когда я нажимаю ручку. Опускаю ее вниз… Она не поддается?! Дергаю ее, дергаю… Не могу открыть… а Джонатан уже… я опускаюсь к нему…

Я остановилась, так и не дойдя до конца лестницы. Нет, не происходит… Произошло с ними. Пусть всего несколько минут назад, но все же… теперь это уже прошлое. Свершившееся. Живое осталось лишь в потустороннем — в их памяти.

Ужас, который охватил меня вместе с осознанием этой Истины, возможно, был не так осязаем, как предыдущий, но был несравненно глубже. Мой дух утонул в нем, лишенный смысла любых дальнейших усилий, преодолений…

Они оба уже мертвы.

А их смерть от мерзких насекомых будоражит мои чувства, она приходит из вечности, чтобы быть пережитой вновь — и мною тоже. Но вместе с ней до моего сознания доходит и нечто прекрасное, чистое… Я получаю как подарок, предназначенный другому от трогательного длинноволосого старика — получаю его нетленное чувство привязанности, готовности к самопожертвованию, и это чувство льется, перетекая в мою память. Чтобы остаться в ней. Навсегда…

Мне нужно было время, не знаю сколько, может быть, много, чтобы я начала осознавать, что двигаюсь. Я шла, да, но невероятно медленно, с плотно закрытыми веками, с протянутой вперед левой рукой и отставленной в сторону правой, скользила почти бесчувственными пальцами по стене… «Два?» — сказала я себе, когда мне показалось, что касаюсь косяка какой-то двери. Я остановилась, получше ощупала тело пальцами, потом нащупала другое — действительно два, удостоверилась. Потом пошла дальше, к угнездившейся в моем подсознании цели. Я не сомневалась ни на секунду в том, что мое такое медленное движение может вообще лишить его смысла. Но у меня не было сил идти быстрее. Я была истощена до смерти… от чужой смерти.

— Три, три, — прошептала я, проходя все так же на ощупь мимо следующей двери.

Впрочем, я видела абсолютно ясно, почему не могу открыть глаза: болезненно-белое Сияние проникало даже сквозь закрытые веки. Странно, какова причина такой сверхинтенсивности? Она может быть только… той же, по которой я должна дойти куда-то. До кого-то.

Та же, по которой я не могу опаздывать.

Я сосредоточилась на единственном усилии — идти быстрей, это заняло немало времени, пока я, наконец, не спросила себя, есть ли в этом хоть какой-нибудь смысл. Оказалось, что на сей раз я и на этот вопрос ответить не могу. Да, что бы со мной ни случалось, оно не проходило. Наоборот: оно разрасталось, захватывало меня все сильней. И вот результат: я утратила ощущение собственной тяжести, твердости пола под ногами, воздуха, которым дышала… И вообще, я иду или нет? Но как, как это понять, если я уже и не слышу ничего: ни шагов, ни шуршания одежды или, как это было раньше, царапанья ногтей по шершавой стене. Ничего, ни малейшего звука. И тишина меня взяла в плен. Держит в своей толстой ватной горсти, и я начинаю тонуть в ней: слепая, глухая, неспособная осязать…

Но с целью.

И не отрекусь от нее. Я верю в тот момет, когда разумом ли, чувством ли — сделала для себя выбор. И не верю в такое, как сейчас, когда я даже не могу вспомнить, что это была за цель. Не верю! Я резко открыла глаза, Сияние пронзило зрачки. Прошло глубже — до самой сердцевины мозга. Осветило его той болью, которую ему нанесло…

— ВАААЛ!