Контакты с утопленником

— Она взяла его еще тогда, сразу после обеда, — пояснил он с абсолютной уверенностью, что я пойму гораздо больше того, о чем он говорит. — Хорошо, что сезон такой плодотворный: на подросших беспризорных котят. И теперь успокоилась, спит… Вот так же должна спать и ты. Точно, как она.

Он вывел меня из комнаты и нарочно хлопнул дверью. Однако, когда мы подошли к коридору, он начал ступать тише, прислушиваться, повернув голову к лестнице, ведущей на мансарду. Свет наверху тоже горел; бабочек, облепивших парапет или упавших прямо на ступеньки, было так много, что они образовывали в некоторых местах большие черные пятна. Противоположный коридор, где была комната госпожи Ридли, был темный, как и лестница на первый этаж. Мы продолжали спускаться, я покачнулась, Алекс подхватил меня за локоть и опять забормотал в мою сторону:

— Да, да, ты допустила большую ошибку, что осталась бодрствовать. Делать нечего, придется ее исправлять. Да и я… здесь, из-за этого перенасыщенного Сияния, не успел увидеть переселение… или «вселение»… Ничего не видел, но там, там…

Его голос постепенно переходил на шепот, под конец стал таким тихим, что я перестала различать отдельные слова. Они слились с шорохом его дождевика, с едва уловимым поскрипыванием его туфель при каждом последующем шаге вниз по лестнице… И при каждом следующем шаге вперед через темный холл… Мы остановились у входной двери, я услышала, как Алекс ее открыл и поднял щеколду. «А откуда же он вошел?» — спросила я себя и с каким-то анемичным ужасом поняла, что не знаю ответа. Как и много других ответов, связанных с ним.

Мы вышли на улицу.

— Интересно, Эми, как ты думаешь, из-за кого ты сейчас куда-то идешь?

Мы дошли до аллеи, наши шаги, мои и его, несинхронно царапали тишину под уже совсем чистым небом. Я посмотрела на то окно наверху — оно продолжало зиять черной прямоугольной дырой в фасаде дома. Но вскоре луна заглянет в нее.

— Думаешь из-за Валентина? О, нет! Ты поняла, что не можешь ему помочь. Ты даже не уверена, нужна ли ему помощь?

— Я иду не для того, чтобы ему помочь.

Алекс немного ускорил шаги, и я тут же начала отставать. Начала задыхаться в попытке его догнать:

— Я буду смотреть на тебя… пока ты будешь смотреть на него. Вот как это будет… Ты тоже станешь зрелищем.

Он остановился. Подождал, пока я поравняюсь с ним.

— Опять ошибаешься, — сказал он тихо, задумчиво. — На сей раз я не буду только смотреть.

Он схватил меня за руку, меня неприятно удивило, что рука у него какая-то слишком гладкая, скользкая, перепончатая… Он повел меня к Старому крылу. К Дони? Может быть хочет и его повести туда

? Ведь он тоже «фактор»… Мы прошли мимо окна моей комнаты, между занавесками осталась щель, было видно, что в комнате горит свет; вырисовывались и очертания скамейки у окна, но Алекс старался ничего не замечать — шел размеренной походкой, глядя только вперед. Расслабился, только когда мы повернули к Крылу. Вынул из дождевика ключ и как только мы дошли до входной двери, быстро ее открыл.

Мы вошли. Каменные стены встретили нас знакомым духом влаги и холода, словно дышали через трещины в штукатурке. Алекс включил свет. Точно так же, как и в тот день, когда мы здесь обедали через несколько часов после того, как был обнаружен труп Тины, так и теперь у меня появилось чувство, что я попала прямо в подвал этого взятого в наем дома с его столь старательно охраняемой запущенностью. Я думала, что мы сразу же поднимемся на второй этаж, но очень скоро поняла, куда мы, по сути дела, направляемся.

Салон показался мне еще более большим, чем в детстве, наверное, оттого, что теперь он был почти пустым. Вся мебель, несколько картин и тот огромный престарелый ковер были вынесены отсюда — вероятно, тоже стали частью лабиринта в мансарде. Портрет Йоно — я не сомневалась, что это был он, несмотря на длинный пурпурный занавес, которым он был закрыт — занимал центральное место возле одной из стен, облицованной, явно для того, чтобы служить фоном портрету, особыми полупрозрачными панелями. Точно такие же панели были вмонтированы и на потолке над ним, а также с обеих сторон от него, а напротив стояло большое, обитое красной кожей кресло, возле которого, в свою очередь, стоял низенький мраморный столик с пультом дистанционного управления.

— Ты должна его посмотреть, — сказал мне Алекс. — Думаю, что это настроит тебя… еще более основательно.

Он подвел меня к креслу, заставил меня сесть в него. Взял дистанционку и, немного поколебавшись, начал нажимать в определенной последовательности какие-то кнопки. Салон наполнился квадрофоническим звучанием океанского прибоя, криками чаек. Лампы в центре погасли, но откуда-то из-за панелей засветили другие, сфокусированные под разными углами по отношению к портрету, занавес на котором начал подниматься. Я отвернулась точно перед тем, как он должен был появиться у меня перед глазами.