— Петька, а у меня зато календарик с "Ну, погоди", давай меняться!
Стало жарковато и я расстегнула пальто: скоро сниму этот ужас, надеюсь, навсегда. А с другой стороны, в берете тоже уже жарко, нужно что-то решать с отросшими корнями волос, срочно.
На доске почета, я немного поразглядывала фото женщин-ударниц социалистического труда. Хорошие открытые лица, приятные улыбки. Но прически мне не понравились — у всех либо химические завивки, как у Лидочки, либо башни из волос. Нужно срочно менять моду, "башню" на голове я морально не переживу.
Отметив для себя еще одну первоочередную задачу, я перепрыгнула лужу и чуть не пропустила нужный поворот, заглядевшись на лобастого серьезного карапуза, который сосредоточенно лупил палочками в игрушечный барабан и никак не слушался бабушку, которая тихо уговаривала его идти домой кушать котлетки.
Старое двухэтажное здание ЖЕКа, к которому относилась и улица Ворошилова, находилось в заброшенном тупичке среди таких же старых тополей, аккуратно побеленных известью. От окружающего мира оно отделялось широкой полосой будущих цветников, размеченных квадратно-гнездовым способом колышками с натянутой бечевкой. Над свежевскопанной почвой с укоризненным жужжанием метался ранний шмель.
Легко взбежав по вытертым ступеням, я попала в пропахший старыми бумагами и сыростью полумрак. Где-то из подвала нудно и пронзительно визжала циркулярная пила. Здесь было много дверей, они то открывались, то закрывались, то хлопали, какие-то люди бесконечно входили и выходили, кто-то смеялся, за стеной гудели сердитые голоса, стучали пишущие машинки. В длинном-длинном полутемном коридоре на продавленных фанерных стульях сидели клиенты и скучали, или вяло переругивались из-за очереди.
По сравнению с улицей здесь было холодновато, и я застегнулась.
Нужный кабинет нашла более-менее быстро. Возле него насмерть-монументально устроилась группа ожидающих граждан, на меня глянули хмуро и подозрительно. Пока я пыталась после солнечной улицы рассмотреть табличку, один, с простым прыщевато-носатым лицом (причем нос был гораздо красивее всего остального) раздраженно сказал:
— Вы будете за тем вон товарищем, — и указал на жующего дедка в клетчатом картузе в конце очереди.
— Товарищи, я из "Монорельса", — строго отчеканила я и толкнула дверь кабинета.
Народ притих, никто не возмутился. Сработало.
За огромными дореволюционными столами сидели две женщины: одна, молодая, крашеная блондинка, равнодушно расчерчивала длинные листы под линейку, а вторая, сильно постарше, похожая на очень толстую серую мышь в очках, увлеченно рассказывала:
— Потому я и говорю, чтоб тесто было вкуснее, нужно яйца хорошо растереть с сахаром и добавить ванильку, — судя по пропорциям "мыши", выпечкой она занималась регулярно. Лидочка на ее фоне была дюймовочкой.
— Добрый день, — обозначила свое присутствие я.
— У нас технический перерыв, — сердито буркнула мышь и отвернулась, изображая крайне занятого человека. Крашеная блондинка вообще не ответила и продолжала вяло чертить линии.
— Товарищи, я из "Монорельса", — сурово сообщила я (ну а что, один раз прокатило, вдруг еще раз прокатит) и бегло продемонстрировала раскрытое удостоверение депо "Монорельс". — Я вас не задержу. Где можно посмотреть домовую книгу по улице Ворошилова?
— Зачем вам? — опять буркнула мышь.
— Посмотреть, я же сказала, — отчеканила я.
— На каком основании? — тоскливым голосом спросила мышь.
— А для просмотра домовой книги обязательно нужно основание? — подчеркнуто вежливо удивилась я. — Если без основания никак, то я могу устроить. Ордер подойдет?
— Не надо ордер, — подала голос блондинка. — Маша, покажи домовую книгу. Адрес какой?
— Ворошилова, дом 14, квартира 21.
Мышь проворчав что-то себе под нос, подтянула стремянку к бесконечным унылым стеллажам и достала из верхней полки пухлую конторскую книгу. Бахнув ее на стол, она, вздыхая, долго листала пожелтевшие страницы и наконец-то нашла искомое.
Я глянула: в квартире N 21 в доме 14 по улице Ворошилова были прописаны два человека — Никанорова Зинаида Валерьяновна (зачеркнуто) и Скобелева Лидия Степановна (бинго!). Возле фамилии тетушки стояла отметка в виде невнятной закорючки и треугольный штампик.
Ну, с закорючкой и штампиком понятно — отметка о смерти тетушки, а вот дата прописки Лидочки интересная — тетушка прописала ее четыре с половиной года назад. И она до сих пор не выписана. Любопытненько. А в моем паспорте — прописка в общаге, чуть больше месяца назад. Получается, что паспорт Лидочке как-то подменили, причем недавно, прописку подделали, а в домовой книге выписать или не успели, или не смогли, или фиг его знает. Причем Лидочка здесь прописана как Скобелева, а не Горшкова.
— Посмотрели? — недовольно напомнила о себе мышь. — У нас технический перерыв вообще-то.
— Сделайте мне выписку, пожалуйста, — попросила я.
— За выписками по четвергам с десяти до двенадцати, — злорадно сообщила мышь.
— Мне сейчас надо, — настойчиво потребовала я.
— У нас инструкция, — еще более злорадно отчеканила мышь.