Конторщица

В звенящей тишине я дошла до своего рабочего места и мое радостное настроение сдулось как воздушный шарик ослика Иа: все бумаги на столе были залиты водой, чернила поплыли и теперь разобрать слова на некоторых листах стало совершенно невозможно.

– Что это? – только и смогла выдавить я.

Традиционно, ответом меня не удостоили.

– Товарищи, я спрашиваю, что это такое? – уже громче повторила я. – У меня на столе все документы залиты водой.

– Где? – невинным голосом вяло поинтересовалась Фуфлыгина и потянулась к банке с вареньем. – Галя, а у нас что, вишневое опять закончилось?

– У меня. На столе. – отчеканила я.

– Ах, это? – отмахнулась она, намазывая вареньем кусок булки. – Дуся цветочки поливала, может случайно где брызнулось.

– В смысле случайно брызнулось? – аж обалдела я. – Все документы испорчены. Это как понимать?

– А что вы так кричите? – Жердий изволила повернуть ко мне голову и наставительно заметила, одновременно жуя пирожок с повидлом, – не нужно разбрасывать служебные документы где попало, не будет потом проблем.

Максимова вообще промолчала, продолжая методично поливать вазоны.

– Что значит где попало?! – взорвалась я. – Бумаги лежали на моем рабочем столе. Их залили водой. Это следует понимать, как умышленное вредительство?

– Что за крики с утречка? – входная дверь распахнулась и появилась сияющая Лактюшкина. – Здравствуйте девоньки.

Девоньки принялись наперебой сюсюкать:

– Доброе утречко, Феодосия Васильевна, – лучезарно пропела Фуфлыгина.

– Здравствуйте, здравствуйте, – расцвела улыбкой Жердий. – Вам чайку налить? Мне вчера чабрец с села передали, такой прям душистый. И пирожки с повидлом есть, еще теплые.

И даже Максимова присоединилась к общему хору и вполне членораздельно поздоровалась.

– А я иду такая по коридору, вдруг слышу шум, и думаю, что тут стряслось? – весело сказала Лактюшкина и пошутила, – землетрясение или цунами?

Все с готовностью захихикали.

– Да Горшкова опять склоки устраивает, – пожаловалась Жердий и шумно отхлебнула из чашки. – Дуська цветы поливала, водой брызнуло, так мы теперь вынуждены с самого утра недовольства слушать.

– Лидия Степановна, – ледяным тоном обратилась ко мне Лактюшкина, вешая плащ в шкаф. – Вам следует уяснить, у нас сложился хороший дружный коллектив и нам не нужно здесь устраивать регулярные скандалы.

– Феодосия Васильевна, – чуть не скрипнула зубами я, – все мои документы на столе умышлено залиты водой. Информация уничтожена. Но мой вопрос коллеги отмахнулись. Я сейчас вызываю комиссию и будем составлять акт.

– Какой еще акт? – чуть не подавилась пирожком Жердий, и даже отставила чашку, а Максимова шумно всхлипнула.

– Подожди, Галя, – остановила ее Лактюшкина, – Никто никакого акта составлять не будет. Просто потому, что я не позволю.

– В смысле "не позволю"? – меня аж затрясло от такой явной наглости, – то есть коллеги нагадили, а вы собираетесь покрывать все это? Так вас понимать, Феодосия Васильевна?

– Что значит "нагадили"?! – взвизгнула Жердий, – выбирайте выражения, Горшкова!

– Галя, подожди, я сказала, – рыкнула Лактюшкина, – Лидия Степановна, вся вина здесь только ваша. На этом столе у нас всегда обрызгивают вазоны, много лет подряд, поэтому незачем было оставлять документы. Сами разбрасываете, а потом крайних ищете. Откуда Дуся может знать, что вы там разложили? Важные документы хранятся в сейфе.

– А сказать мне, что мой стол у вас используется для полива вазонов было нельзя? – у меня не было слов.

– А вы не спрашивали, – пожала плечами Лактюшкина и повернулась к Жердий. – С чабрецом чай я люблю, Галя. А вишневое варенье еще осталось?

Коллеги принялись пить чай, весело обсуждая что-то, а я осталась как дура стоять над залитым столом, понимая, что этот раунд я проиграла. И лишь злорадный взгляд Максимовой подтвердил, что это только начало.

Примерно минут через двадцать появилась Базелюк. Потная, с одышкой:

– А я только с рынка. Такое сало отхватила! – прямо с порога принялась хвастать она, зайдя в закуток, где все уже допивали чай, – вот взяла вам попробовать.

Она развернула газету и все пространство моментально окутало облако удушающе-чесночного духа.

– Ой, отрежь и мне кусочек, – захлопала в ладоши Жердий.

– Копченое? – упавшим голосом поинтересовалась Лактюшкина, – хочу! Но мне с моим желчным нельзя.

– Да нет, маринованное. Я у одной женщины всегда беру, – пояснила Базелюк. – Вам с прорезью или с другой стороны резать?

– А мне режь побольше, – заявила Фуфлыгина, – очень уж я такое сало люблю.

– Дусь, иди сало пробовать, – позвала она Максимову, которая участия в чаепитии не принимала и в это время сидела за столом и что-то читала.

Максимова, не отрываясь от чтения, что-то вякнула, очевидно это был отрицательный ответ.

– А что это ты там так внимательно читаешь? – заинтересовалась Жердий, выглянув из закутка и обдав меня чесночным запахом изо рта.

– Сонник, – буркнула Максимова.