Контракт на гордость

– Я ведь тебе никогда не врал, Лиз, – набрасываю ей на плечи свою куртку и замираю сантиметрах в двадцати от Истоминой, рассматривая острые выступающие ключицы, подведенные черным и оттого ярче сияющие зеленые глаза и аккуратный чуть вздернутый нос.

Какая она красивая, аж дух перехватывает. Сказать многое хочется, объяснить, только слова прилипают к небу, отказываясь вылетать изо рта. Да и Лизка совсем мне не помогает, обвивает руки вокруг шеи, и я уже сам не замечаю, как проваливаюсь в стирающий все мысли поцелуй. Ее губы мягкие и податливые, дыхание жаркое и прерывистое, и я едва удерживаюсь от того, чтобы не посадить ее на капот и прямо перед зданием клуба не сдернуть с нее блестящую тряпку к чертовой матери.

– Я же не железный, Лиз, – отрываюсь от ее рта и утыкаюсь носом в ямочку на шее. Как же сложно-то, а. – Ты пьяная и завтра пожалеешь.

– А раньше тебя это не останавливало, – озорно смеется Лизавета и как будто специально меня провоцирует, отчего хочется плюнуть на образ английского джентльмена и утащить ее к себе.

– Садись, Истомина, домой тебя отвезу. Позже обо всем поговорим, – к моему удивлению, она не спорит. Только медленно опускается на пассажирское сидение, демонстрируя изгиб тонкой талии и офигенные стройные ноги.

 Салон бэхи (имеется в виду автомобиль марки BMW – прим. автора) моментально пропитывается запахом ее цитрусовых духов, а я сглатываю слюну, не в состоянии вытряхнуть из головы картинки нашего с Лизой поцелуя и с силой вдавливаю пальцы в кожаную оплетку руля. Злюсь на себя, на Калугину и на весь белый свет и не нарочно проезжаю нужный поворот.

– Как хорошо, что ты все-таки не так сильно изменился, Саш, – тихо-тихо роняет Истомина и наклоняется, чтобы снять грубые черные ботинки на шнуровке и отставить их в угол. Грациозным движением она закидывает ноги на приборную панель и лениво, по-кошачьи потягивается.

Ее б***ские черные чулки с кружевной резинкой только усугубляют ситуацию, и я уже совершенно точно не собираюсь никуда разворачивать, гадая, какой комплект надет сегодня на Лизе. В конце концов, я живой человек, а не слепой безэмоциональный робот.

– Это нормальное поведение нормального мужика рядом с девушкой, которая ему очень нравится, – раздраженно сообщаю Истоминой и продолжаю беситься, потому что благородного рыцаря из Саши Волкова не вышло.

А дальше все как на засвеченной фотопленке. Неясные кадры. Подземная парковка. Все понимающий консьерж. Лифт с зеркалом до пола. И Лизина дрожащая ладонь в моей руке.

Долго ищу чертовы ключи, матерюсь, а Истомина улыбается краешком губ. И без единого слова достает их из заднего кармана моих джинсов, как фокусник – кролика из шляпы. Притягиваю ее к себе, утыкаюсь носом в макушку и будто сам пропитываюсь едва уловимым цитрусовым ароматом.

– Не пожалеешь? – не знаю, зачем спрашиваю, отпирая замок, потому что для себя давно уже все решил. Еще там на парковке. Или раньше – в тот самый день, когда контракт подписывал и мечтал сорвать чужое кольцо с ее безымянного пальца.

– Нет, – выдыхает твердо и уверенно мне в шею, отчего тепло расползается по всему телу.

С диким гвалтом вваливаемся в прихожую, роняем торшер и смеемся, как два подростка, обманувшие родителей и попавшие в кино на сеанс «восемнадцать плюс». Помогаю Лизе выпутаться из больших рукавов моей куртки, бережно веду ладонями по нежной коже и застываю у тонких запястий. Наваждение какое-то.

Истомина облизывает пересохшие губы, смотрит на меня доверчиво и подается вперед, пристав на цыпочки. Красивая такая, хрупкая и слабая, несмотря на всю ее браваду и немаленький штат подчиненных. Не меньше других, если не больше нуждающаяся в ласке. И я целую ее медленно, растягивая удовольствие, и, подхватив на руки, несу в спальню, чтобы там распластать по темно-синему шелковому покрывалу.

– Все по-настоящему, Лиз, – мне очень важно сказать ей это сейчас, до того, как окончательно снесет крышу и рванут уже искрящие предохранители. Потому что теперь у меня за плечами огромный багаж из опыта и разочарований, а еще я научился отличать алмазы от пустых стекляшек, пусть на это и ушли долгие семь лет.

И я отчаянно пытаюсь быть терпеливым, аккуратно стаскивая с Истоминой платье, но она сама торопится. Сдергивает с меня толстовку, подается навстречу и обвивается ногами вокруг бедер, в считанные секунды сжигая мой хваленый самоконтроль. И вот я уже жадно впиваюсь в ее рот, клеймя и стирая любые воспоминания о тех, кто был до меня. 

– Саша, я тебя очень…, – ее тихое странное признание слышится громче крика. Отдает под ребрами, покалывает кончики пальцев и высоковольтным разрядом бьет прямо в сердце. А еще заставляет чувствовать себя стопроцентным кретином, который так долго отказывался от невероятной девушки.