В лесочке видны тентованные «грады», на поле метрах в трёхстах разворачиваются гаубицы. Живёт рокада, живёт назло врагу, на радость нам.
Мост проскакиваем с ходу: газ до упора, и машина буквально перелетает настил. Вот так, наверное, и остальные.
Опять блокпост и отворот вправо. Останавливаемся, разминаемся, перекуриваем, перебрасываемся новостями с бойцами. Они вообще в неведении второй месяц, только по звуку выстрелов определяют положение на переднем крае. Взаимное просвещение заканчивается ещё одной выкуренной сигаретой, делимся водой и «отчаливаем». Теперь дорога перпендикулярна к фронту, стрельба всё громче и отчётливее и… никого! Ощущения пустоты нет — грохочет ещё как, зато одиночество ощутимо даже затылком. Саня шутит, что вот так в четырнадцатом ехали и заехали, смеётся, а сам тянет автомат к себе и щелкает предохранителем.
Минут через двадцать все страхи позади: добрались-таки! Только белгородцев нет! Вообще нет!!! Орловчане, куряне, москвичи и даже один липчанин, а белгородцев — шаром покати. Оказалось, на рассвете их бросили на Макеевку — ту самую, где полтора месяца назад были расстреляны десантниками 80-й ДШБ ВСУ сдавшиеся в плен мобилизованные москвичи 1823-го мотострелкового батальона.
В день приезда «рубиловка» шла не на шутку, и на следующий день село было взято. Для меня штурмовавший Макеевку априори герой, поэтому все белгородцы достойны наград. Написал и понял, что это всё не то: герои, подвиги, ордена, медали… Прошедшие ад Макеевки уже награждены тем, что остались живы. Погибших уже никакие ордена не вернут: сыновей матерям, мужей женам, отцов детям. Но они действительно герои. Оторвать себя от земли или укрытия под огнём, когда воздух пронизан свистящими осколками и пулями, прошит ими насквозь, накалён, сил стоит неимоверных, а встать и идти, бежать, падать и вновь вставать, стрелять и бросать гранаты — вообще выше сил человеческих. А они встали и пошли. И взяли Макеевку.
Может быть, когда-нибудь в Белгороде будет памятник нашим воинам, сражавшимся с нечестью, с бесовщиной, с врагами рода человеческого на Украине. И быть может, отдельной строкой помянут погибших сначала при обороне Макеевки, а потом при её освобождении. Впрочем, сколько их уже было, этих Макеевок и сколько еще будет? Низкий поклон вам, воины Белогорья, сражающиеся за землю Русскую.
Его мы встретили уже у блокпоста на выезде. Поиски земляков оказались безуспешными — просто призраки: да, где-то были, где-то жили, где-то стояли, куда-то ушли… Вдосталь измесив местный чернозём — густой и вязкий (сразу по полпуда на сапоге или берце на первом шаге и вцепившийся клещом и не выпускающий из своих лап на втором, на третьем можно вообще оказаться без сапог), перебортировав колёса, испытав антидрон по невидимым в однотонном тускло-сером невыразительном небе укроповским «квадрикам» — только лишь слабый зуммерящий звук, наговорившись вдоволь с встреченными бойцами, накурившись до обдирающий горло сухости, мы двинулись из села, когда увидели между двумя блокпостами пару машин и с дюжину солдат. А вдруг наши? Мы не упускали ни одной возможности встретить их, и Господь вознаградил: высокий боец смеялся, что-то рассказывая, и на наш вопрос всё так же с улыбкой ответил, что да, земляк, из Драгунского.
Звали его Максимом, по фамилии Молодцов, рядовой, приехал с товарищем за боеприпасами — батарея достреливает последние снаряды. Держался он молодцевато (в соответствии с фамилией), без следов уныния и трагизма (таких тоже достаточно), говорил — будто монету чеканил. На груди автомат — трофейный АК-12. Где раздобыл, спрашивать не стали: и так понятно, на дороге не валяются. Поговорить по большому счёту и не удалось: спешил на позиции. Только и успел передать привет маме — он один у неё, поздравил земляков с Новым годом.
Хотелось его обнять, сказать что-то тёплое и проникновенное, но от нахлынувшего чувства горло перехватило и зашёлся в кашле. Сентиментальным становлюсь, а это уже признак старости. Хотя и у Миши Вайнгольца глаза заблестели, и Саня полез за сигаретами.
— Береги себя, парень… Будь осторожен…
— Ну это уж как Бог даст. Не прятаться же за спины?
Он поправил автомат, встал одной ногой на подножку, ловко забросил себя в кабину, улыбнулся и махнул рукой.
Машина уже отошла на сотню метров, когда прибежал Володя с пакетом конфет:
— Эх, не успел… — Он в отчаянии махнул рукой.
— Что поделаешь, бывает… Он вернётся, обязательно вернётся, и тогда угостишь… — утешали мы его и верили, что опять непременно встретимся.
Гружёный КамАЗ тяжело лопатил грунтовку, а мы смотрели вслед уходящей машине и желали возвращения Максиму. Возвращения домой. С Победой.