В штабе говорили, что к нему ездят учиться и вовсе не потому, что у него за плечами академия. Впрочем, оттуда он вышел не с красным дипломом: поставили «хорошо» со словами, что его фантазии управления войсками и на «четвёрку» не тянут. Оказалось, что «наставники» просто недоумки, не понимающие современного характера войны, но они по-прежнему в кабинетах, а командир в лесу под дождём. Улыбающийся, неунывающий, решительный, отчаянный, строптивый. Он умный. По-настоящему умный. Будущее армии, если одолеют серость и рутину.
Дождь моросил с самого утра, и мы промокли настолько, что уже не обращали внимание на хлюпающие берцы, мокрый броник, который становился всё тяжелее и тяжелее, и набухший бушлат. Мы пили чай (настой трав и хвои) в ресторанчике «Тигрёнок» (багажное отделение машины) и слушали командира: за двое суток они уничтожили усиленный батальон из Львова — больше полутысячи последышей Бандеры. Осталось двадцать шесть, которых уже знали поимённо по перехватам радио- и телефонных переговоров. Так вот эти уцелевшие твердили, что войну пора заканчивать, что русских всё равно никогда не победить и что самим давно пора двигать на Киев, потому что их враг не здесь, а там. Приятное прозрение и даже без радиопропаганды, что была в Красной армии в годы Великой Отечественной войны.
А вот пленный офицер из 93-й твердил, что русских надо убивать, потому что они недочеловеки, что война не закончится, даже если мы вернём им Крым и Донбасс, что Россия должна вообще исчезнуть с лица земли и что никогда настоящий украинец не будет жить на одной земле с русским. Матёрый, идейный до фанатичности.
С ним согласились: зачем щирому хлопцу жить с москалями? Нехай себе топает к Бандере…
Пообещал Надежде Петровне отвезти собранное библиотекой на фронт: медикаменты, упаковки воды, носки, конфеты и печенье, потом предложил, чтобы передали лично бойцам её сотрудники. Думал, откажется, ан нет, нашла добровольца, и вот уже едет с нами Оксана Оболонская. Господи, ну и дернул же меня кое-кто за язык! Хорошо, хоть что едет с нами Тата[107]
— проверенная, надежная, любому мужику десять очков вперед даст. Спутники в общем-то не одобрили: женщина на корабле — к беде, только Витя Носов был спокоен. Уж он-то помнил, как в марте Тата приводила нас в чувство после возвращения из-под Харькова, как цыкнула и велела нюни не распускать. Ребята из разведки носы не воротили, но не одобряли, хотя из уважения не сетовали и не ворчали. Зато по возвращении из Кременной сменили гнев на милость, смотрели на наших женщин с восхищением.По пути в Рубежном под близкие ухи и ахи орудий облачили их в бронежилеты, каска досталась Оксане. Сфотографировались, хотя примета не одобряет этого.
В лесу, где расположился штаб командира, было почти безветренно, пахло хвоей, было сыро, едва-едва сеял дождик. Штаб — это громко: «тигрёнок» с распахнутыми дверцами, в багажном отсеке термос с чаем, на переднем сиденье рабочий планшет. У Алабая несколько одновременно работающих раций. Командир собран, но улыбчив, вперемежку с командами сыпет шуточками-прибауточками. Присутствие женщин вдохновляет: в этом сосновом лесу появление женщин сродни чуду.
Где-то рядом взвыли «грады» — до чего же противный вой с подвыванием. Командир чертыхается: эта долбаная десантура ничего лучше не придумала, как палить отсюда. Сейчас смотаются, а укры лес и накроют. Однако сменить дислокацию не велит.
Минут через семь пришла «ответка»: загрохотало и рвануло метрах в двухстах, потянуло сгоревшим тротилом и закурился дымок — занимались огнём сосны.
Тата и Оксана потягивали чай из кружек, о чём-то говорили с угощавшим их бойцом и словно не слышали начинавшуюся «грозу». Даже если и слышали, но виду не подавали под стать окружающим.
Так, чтобы наши женщины не слышали, командир едва слышно процедил:
— Сматывайтесь.
Мило попрощались, обещали ещё приехать, отчего у Алабая дёрнулась щека, и он замотал головой, словно говоря: избави Боже, только не это.
Загрузились в «бусик», двинулись на выезд, но на развилке дорог остановились: надо было дождаться курян, с которыми договорились о встрече, хотя решение никак не проходило по разряду разумности.
С земляками встретились на окраине Рубежного. Где-то рядом захлёбывался крупнокалиберный пулемёт, ему вторила скорострельная пушка — то ли БМП, то ли «зушка».