Выбор товаров скудный, за два месяца запасы подчистили, так что зять завозит кое-что из Крыма, но не шибко: российских денег у людей с гулькин нос, а гривны берегут на всякий случай. Сам не ездит: опасается, что и магазинчик не ровен час кто-нибудь возьмёт да обчистит, и дорога не так уж и безопасна, да и как вести себя с таможней — не обучен. Хотя цены в Крыму раза в два ниже херсонских на хлеб, молочку, мясо, особенно на кур.
— А наши на границе стоят? — спрашивает он с затаённой надеждой, хотя знает, что война смыла их первой волной. Наши — это украинцы, а мы для него чужаки. Вопрос, конечно, дурацкий, и сам же на него отвечает:
— Раньше сунешь на лапу прикордонникам и вези, что хошь, а теперь…
— Да не будет теперь границы, — заверяю его. — И Украины больше не будет, так что можешь свою жовто-блакитную захованку отдать бабе своей полы мыть.
Это ясный намёк на то, что припрятал он где-то в потаённом углу украинский флаг. Так, на всякий случай: а вдруг власть переменится?
— Это что ж, русские порядки будут? — грустит он и тычется вислым носом в ладонь, будто склёвывает с неё рассыпанное просо.
— Будут, дядя, будут, поблудили — и ладно, пора вспомнить, что русские вы, что чтить надо веру свою и корни исконные, а не в холуях ходить за пайку, — отрезаю резко и для него обидно, хотя внешне обиду старается не выказывать.
— Абы жрать было что, а так всё едино, чья власть. Она всё равно завсегда супротив народу, — сечёт отмашкой руки воздух и тянется к моей пачке сигарет, высмыкивая сразу несколько, хотя карман топорщит своя. — Про запас. У солдат не стрельнёшь, а ты когда ещё наведаешься. Так что не взыщи.
Пропаганда пропагандой, но реалии совсем иные. Чины из военно-гражданской администрации Херсонской области твердят, что шестьдесят шесть процентов населения за вхождение в РФ. Интернет пестрит другими цифрами — за семьдесят, а крымский чиновник уверял меня, что даже чуть ли не все сто! По факту же особой приветливости на горизонте не наблюдается. Правда, кто в зоне обстрела ракетами и минами ВСУ, те немножко трезвеют, хотя тут же оправдывают своих захистников: не напала бы Россия, так и жили бы в нирване. Это те, кто не носил цветы на 9 Мая к памятникам советским воинам, для кого что красный флаг, что бандеровский — всё едино для отказавшихся от корней своих.
В приморских областях незалэжной ещё со времён Кравчука сразу же стали расселять западенцев, густо перемешивая с местными и насаждая русофобию, так что тешить себя иллюзиями не стоит. Говорят, что Николаевская область ещё хлеще: там напрочь вытравили русский дух, хотя не верится.
Крымские чиновники до сих пор живут по понятиям Банковой — воруй, пока при должности. Воруют безбожно, потеют от страха, но загребают. За восемь лет еще не вытравили хамство и вороватость у крымских, а уж у новоприобретённых тем более сил не хватит до совести докопаться. Как сказал знакомый чекист, их сначала на отсидку отправлять надо, а уж потом на должности рассаживать.
На обратном пути «магазинный дядька» щеголял в вышиванке и отсвечивал огромным фингалом. На лавке висел огромный амбарный замок. Не преминул поинтересоваться причиной изменений. Оказывается, заехали к нему местные «патриоты», засветили в глаз за «зраду» — продал сигареты российским военным, забрали выручку «на борьбу с оккупантами» и ящик сигарет прихватили. Вот и пришлось доказывать верность ридной нэньки вышиванкой, а лавку закрыть до лучших времён.
— Понимаешь, ваши солдаты деньгами расплатились за сигареты, а наши задарма забрали, да еще морду набили. Вы тут «здрасьте — до свиданья, спасибо — пожалуйста», а они в морду. Нет, народ только силу уважает. Вы тут сначала порядок наведите, к ногтю эту плесень, а уж потом демократию разводите, б…ь.
Твою ж мать, всего сутки прошли, а уже такие метаморфозы сознания! Напоследок он стрельнул еще пару сигарет и сожалеюще проскрипел:
— Поторопились вы. Надо было сначала заставить народец под ракетами месячишко в подвалах посидеть, чтобы прочувствовали. Да чтобы нацики порезвились, а то подзабыли, как гнобили их, и уж только потом освобождать. Хотя всё одно добро быстро забывается.
Когда он выщелкивал из моей пачки сигареты, я не удержался и съязвил, что у него в его же лавке есть сигареты, на что он буркнул:
— Ты не жмись, ты теперь должен меня на свой кошт взять, чтобы я против слова не держал.
Вроде бы ничего не изменилось: и солнце то же, и небо такое же голубое без облачка, и машины всё также снуют туда-сюда, и колонны военных, и блокпосты. Ничего! Только вот «магазинный дядька» другим стал. Как мало надо: обобрать чуток да в морду сунуть кулаком, вот и вся диалектика.
Это даже не короста — ту отодрать можно да мазью какой-нибудь замазать, пролечить. Здесь саркома сожрала не только плоть, но и сердце, мозг, душу.