Контракт со смертью

Три с половиной месяца так называемой спецоперации. Времени больше, чем достаточно, чтобы долбить сознание заблудших соседей, возвращая их к исконным корням. Увы, кроме как победным реляциям чинам от минобороны да поднаторевшим в самолюбовании пропагандистам всяких шоу с их записными гостями на нашем ТВ нет места ни специальным историческим программам, ни фильмам.

— У нас половина мужиков и почти вся молодёжь в армии или в теробороне, их матери и жены с ума сходят, а ваши долдонят, что столько-то убили, столько-то уничтожили. Не говорят, сколько заработал на крови Зеля. Не говорят, что один народ сцепился в смертельной схватке друг с другом. Не призывают повернуть оружие против власти. Каналы украинские отключили, зато теперь все на кабельное подсели да тарелки на Киев настроили. А пропаганда на Украине не чета российской — поднаторели мозги промывать. Ты скажешь, что у вас не понимают этого? Понимают, еще как понимают, да только сдается мне, что спецом всё это делается. Флаги красные развесить — это одно, а надо, чтобы люди сами это жовто-блакитное тряпьё снимали, — мой старый приятель второй час нудит «о политическом моменте» и сокрушается по поводу неразумной, по его мнению, политики российской власти. — Вы на контрасте работайте. Вот ваши солдаты говорят спасибо и пожалуйста, мусор на улицу не выбрасывают — всё в урну норовят, помочь стараются, а мы к этому не привычные. Это работает на вас. Наши маркитанты возят товары из Крыма. Знают, каким был и каким стал — разница неимоверная. Поля в виноградниках и садах, дороги строятся, города и посёлки не узнать. Они об этом говорят, только тихонько, чтобы от свидомых не огрести…

Мимо пронеслись два бэтээра с красными флагами. Приятель проводил их долгим взглядом, улыбнулся:

— Ты знаешь, душа радуется. Отвыкли от красного цвета. Ничего, вкус — дело наживное, привыкнут.

5

О войне писать желания нет — она везде одинакова с небольшими отличиями в формах и методах. Два дня назад «помножили на ноль» укроповскую БТГ[46] — решили прощупать оборону под Херсоном. Размочалили артой да РСЗО, так что моим спецназовцам остались крохи. Что Херсон, что Николаев — области особые, густо перемешанные западенцами, в головушки которых настолько вдолбили свидомые их исключительность и первородность, что диву даешься. Но всё же есть несломленные этими годами бандеровской тотальности, которым хоть сейчас раздал бы оружие и сколотил из них отряды помощи нашим росгвардейцам. Кому, как не им знать подноготную своих соседей, писавших доносы, стучавших в СБУ, подвизавшихся карателями. Часть этих мужиков готовы идти в окопы, лишь бы поскорее очистить землю от майдановской скверны. Но пока лезет из щелей всякая плесень на освободившиеся места, расползается по чиновничьим кабинетам и почему-то именно эта наглая, напористая, хамская, лживая теперь уже сила становится востребованной.

Два слова о местных.

Во-первых, поразил слабый пол, разукрашенный тату в самых непотребных местах — западная культура в действии для плебеев. Причём от девиц до вполне зрелых и даже перезрелых тёток.

Во-вторых, напористость, хамовитость, безапелляционность, хитрость, стремление к выгодности во всём. У нас таких называют хабалками. Может быть, потому такое впечатление, что они на виду — на блокпостах с огурцами и ягодами, в магазинчиках, на рынке. В вузах не был, в школах, в библиотеках — тоже, да и недосуг.

В-третьих, равнодушие к чужой боли. Когда начинают жаловаться, что наши войска обстреливают города и им отвечаешь, что Донбасс восемь лет ровняют с землей, пожимают плечами: ну и что? Там же неправильные украинцы живут, а вот нас, истинных, за что?

В-четвёртых, удивляет какая-то упоротость, что русские уйду. Втемяшили в свои головы, что мы никогда не возьмём Николаев, а тем более Одессу. Что перемога неизбежна.

В-пятых, подавляющему большинству, особенно селянам, до фени, какая власть и какой будет паспорт — синий или красный. У них холодильник всегда одолевал разум. Главное — чтобы ослабили режим на блокпостах: клубничка да огурчики, что везут в Крым, вянут на жаре в многочасовых очередях. А они действительно огромные, но это дань времени: под огурцами могут и гранаты лежать, и гранатомёт, так что досмотр неизбежен. А то, что столько лет вообще граница была закрыта — не в счёт.

Уезжал с сожалением, что мало повидал-пообщался. Что материала собрал маловато. Что сдирать еще окалину с душ людских и сдирать, чтобы проникнуть к самой сути, чтобы разбудить в них совесть. Что оставляю друзей — настоящих, с душой чистой и светлой.

Не прощались — плохая примета. Просто договорились встретиться в Одессе в «Гамбринусе».

На выезде у супермаркета «Мальвина» сидел старый знакомец. Без вышиванки, но в соломенном брыле — никак у пугала огородного одолжил.

— Малиновка, ничего не попишешь. А ваши, видать, и вправду надолго.

— Да нет, дядя, не надолго, а навсегда.

Часть третья

Бои местного значения

1