Контракт со смертью

Что ещё надо? Как обычно, тёплые носки, индивидуальные аптечки, турникеты (жгуты), конечно же тёплое бельё. Остальное по мелочам. Соберём, пока служба тыла нашей доблестной Красной армии раскачивается. Даже если не раскачается — народ поможет: мы же едины, мы же одно целое, армия-то народная.

19

39-й госпиталь — под особым патронажем белгородских писателей (и вообще всех, кто помогает нам наполнять гуманитарные посылки) и курских десантников. Для женского персонала даже особые домашние вкусняшки изготавливаются курянами: фруктовая пастила, сушёные фрукты, выпечка. Госпиталь — в условном тылу: сейчас не под огнём, хотя «скорые» с эвакуационными бригадами то и дело мотаются на «передок» за ранеными, попадают по огонь артсистем и ДРГ.

Госпиталь — боевая единица 106-й Тульской десантной дивизии. Весь персонал — только десантники, на счету каждого не один и не два прыжка. От остальных бойцов отличаются разве что санитарной сумкой на боку: бегают, ползают, стреляют, как все и даже лучше, потому что порой приходится «работать» за себя и за того парня, которого вытаскиваешь на себе из-под огня.

Всё бы ничего, обычная мужская работа, да только легла она и на женские плечи. Рассказывать о них в прежние поездки не велели по многим причинам, но после «засветки» на центральном канале начмед махнул рукой: давайте, пусть знают наших красавиц.

Оксану Николаевну Воронкову и Наталью Валерьевну Габелкину наградили медалями «За отвагу», гвардии майора медслужбы Татьяну Игоревну Соловьёву — медалью Жукова.

— За что? Да за привычную работу, — улыбается Оксана.

Они скромницы, о себе говорить не хотят, зато мужчин-сослуживцев не остановить.

Сначала были на учениях в Беларуси. Вымотались изрядно, перемёрзли, уж домой собрались, как неожиданно 24 февраля на рассвете подняли по тревоге и приказали перейти границу. Так для них началась война. Это для кого-то специальная военная операция, а для них самая настоящая война.

Помните, какой выдалась весна? Морозы под восемнадцать градусов, метели, оттепели, опять морозы. Палатки промокали насквозь, потому копали землянки, которые по колено заполнялись водой: и грунтовой, и талой. Гостомель запомнится постоянными обстрелами — мины, снаряды, ракеты, бомбы — всего было с избытком. А ещё отсутствием элементарного быта — ни умыться, ни чая вскипятить, постоянный холод и сырость.

О 8 марта напрочь забыли — обычный день, раненые, перевязки, операции, эвакуация, и вдруг неожиданно появился комдив. Накрыли прямо среди сосен сколоченный из снарядных ящиков стол газетами, посредине водрузили привезенный командиром торт (среди снега и сосен — волшебство!), разлили из термосов дымящийся чай с привкусом хвои (добавляли для профилактики от цинги), каждый сказал какие-то проникновенные слова, а женщины вытирали слёзы. И становилось тепло на душе от заботы и внимания.

А дома их ждали дети, мужья, родители, друзья…

Их наградили за Гостомель, за те зимне-весенние бои, за отвагу и мужество. Они даже не предполагали, что где-то в штабах проходят их наградные — целых восемь месяцев. Они вообще не ждали никаких наград — это же просто работа.

Что они хотят? Чтобы всё скорее закончилось. Чтобы наконец-то наступил мир — ведь и на той стороне тоже матери, жены, дети… Чтобы скорее прижать родных к груди, расплакаться от счастья и обещать, что больше никогда не покинут родной очаг.

20

Татьяна Ивановна Муравьева — наша землячка, курянка, приемо-сортировочное отделение госпиталя. За окном еще осень, а не стылая зима, но в помещении уже далеко не Сочи. Зябко даже в тёплой куртке, но она словно не замечает неудобств. Только что привезли ребят оттуда, с передовой, и надо быстро занести их в реестр, распределить их в соответствии с травмами, внести во все необходимые журналы. Вот и сейчас, не обращая внимания на происходящее вокруг и не отвлекаясь на нас, она быстро разносит фамилии раненых по журналам учета.

— Пленные поступают?

— Бывает.

— Ну и какое отношение?

— Как это какое? — удивляется Татьяна Ивановна. — Обыкновенное. Раненые же. Да и потом надо всегда оставаться людьми. Мы же ведь совсем другие, и они это знают.

Счастья тебе, куряночка, тихих и спокойных дежурств и скорого возвращения домой.

21

В вестибюле 39-го госпиталя на стеллаже (?) разложены детские письма и рисунки. Целый ворох! В первые приезды внимания особого не обращал — лежат да лежат, не до них было: торопливо разгружались, моментальное фото для отчета, пару слов на камеру — и мчались дальше.

На этот раз времени оказалось не то что в избытке, но достаточно, чтобы осмотреться не спеша и обстоятельно, стараясь ничего не упустить. Взгляд сразу выцепил паренька в сером больничном халате, опирающегося на костыль, перебиравшего письма и расставляющего рисунки. Подошёл к нему. Разговорились. Оказывается, его младшая сестрёнка тоже пишет письма на фронт, вот и решил просмотреть всю «корреспонденцию»: а вдруг встретит весточку от родного человечка?