«Контрреволюционер» Сталин. По ту сторону марксизма-ленинизма

3. В 1952 году на XIX съезде сменил название – КПСС. Без «б». Если прибавить к этому катастрофическому тогда шагу – отказу от большевизма – две его работы по языку и экономике социализма – то перед нами картина полного идеологического банкротства. Но если многие вещи объяснимы, то зачем Сталин пошёл на самый самоубийственный шаг – отказ от большевизма – у которого была самая понятная для масс и завидная традиция – от РСДРП (Б) – РКП (Б) до ВКП (Б)?

Сначала объясним логику – совершенно очевидную – этого отказа: если есть большевики, то где же меньшевики? Сталин попал в плен бинарной логики: если есть одно, то давай и другое? Но как это другое конституировать? Партию меньшевиков разрешать? Нет. Это ведь 1952 год. Значит надо убирать из названия партии – большевизм.

Но тогда Сталин отказался от своих политических корней – энергии большинства масс, которые он направлял. Без большевизма энергия страны ушла. Большевизм в сталинской версии – это ставка на энергию масс. И позитивную – массы идут вперёд; и негативную – массы сметают перед собой препятствия в борьбе за светлое будущее. Формула ясна и применима.

Берем 11 том полного собрания сочинений от 1949 года, открываем наугад и в нас плещет волна сталинской энергии.

Цитата: «Можно ли в условиях нынешней фазы социалистического строительства устраивать действительное и прочное соглашение с середняком, не опираясь на бедноту и не ведя борьбу с кулаком?

Нельзя.

Можно ли в условиях нынешнего развития вести успешную борьбу с кулаком, не опираясь на бедноту и не имея соглашения с середняком?

Нельзя.

…То, что с середняком надо устанавливать соглашения – это знают все большевики»[47].

Когда есть враг – всё ясно! – Набрать большинство и задавить меньшинство. Логика сермяжная, но понятная.

И вот некого сметать, – врага в лице меньшевизма нет, даже гитлеризм победили – нужно строить целостную империю без внутренней борьбы – на основе братства. Он пишет работу о языке, говоря, что по природе язык не классовое, а общенародное явление. Это натяжка. Язык – жёсткое иерархическое (правда, не совсем классовое) явление. И дело тут не в разных языках и диалектах слуги и господина, и не в уровнях образования и эрудиции, демонстрируемых в языке. Язык иерархичен в силу своей действенности и действительности. Бюрократическая «научная» диссертация с массой непонятных скучных слов так же бездейственна и находится на нижнем этаже языковой иерархии, как и заплетающийся язык бомжа. А вот афоризм Гераклита, притча Христа, рассуждение Гегеля, яркий памфлет политика, манифест поэта могут двигать историю.

Сталин запутался в тисках наступающих идеологем, которые, помогая в тридцатых, начали превращаться в противоположность – неприятелей.

Установка на массы позволяет по ходу применять самые непозволительные приёмы – хватать всё подряд и приспосабливать. Пока массы необразованны, это проходит, но как только люди начинают что-то соображать, то у них возникают вопросы. Таким тупиковым вопросом был механизм формирования демократического централизма. Как Центр можно сформировать Большинством? Центр – это большинство? Нет, как раз меньшинство. Но как большинство можно породить меньшинством? А главное – зачем?

И вот нарастают объяснения, которые все ведут в тупик: централизм – на самом деле демократический. Делаем связку – получается: демократизм есть большевизм: то есть то, что избрано в Центр и названо демократическим, – по механизму делегирования – большевизм.

Кризис Сталина – это кризис большевистского механизма – большинство выбирает меньшинство и раскалывает общество на бинарные части.