Контрудар (Роман, повести, рассказы)

Двое его подручных едва поспевали с подачей жестяных форм, до краев заполненных сероватым тестом. Из него и пекли тот с обильной примесью овса и гороха хлеб-суржик, за которым чуть свет у булочной добродия Неплотного вырастала колоссальная очередь.

Подхватив пару тяжелых форм на лопату, старший пекарь из своей щели крикнул Назару:

— Пан казак! Подготовь малую…

Ловко сунув загруженную лопату в глубь печи, он через миг уже вновь подставил ее своим помощникам:

— И чтоб было чисто, с кандибобером, как говорит наш хозяин. Хоть языком мне вылижи…

Еще один поворот на сто восемьдесят градусов, и снова гремит голос:

— Не знаю, как ты там хозяйничал около банка, а тут — скажу прямо…

— Так я же стараюсь, добродий Костя.

— Какой я тебе добродий?

— Мы так привыкли в курене, — в полной растерянности Назар взялся за кочергу и метелку.

— Придумал тоже… Давай, добродий, действуй… Видать, батько жалел твои уши, а я… Сам знаешь…

— Тут тебе, хлопче, не курень! — прошепелявил древний мастер с совершенно белой головой. Он уже много лет рыбачил, наивно полагая тем избавиться от подагры рук, нажитой у хлебных деж.

Впору ему был и другой работник, военнопленный австриец, знаток своего дела, но обессилевший на лагерной затирухе.

Умелых, в полном соку хлебопеков было лишь трое — Костя-бородач, Назар да еще… тот хромой солдат, недавно взятый хозяином в цех.

Народ еще сидел в окопах.

И немало там пропадало золотых рук. Взять хотя бы отца Назара, Гната Турчана.

Весь в муке и в золе, босой и в одних куцых штанишках, Назар только что перетащил несколько кулей муки к большой деже. Вскинуть на плечи шестипудовик в кладовой и легкой рысцой доставить его к мучным ларям или же в разделочную ничего не значило для «вольного казака», а вот выслушивать замечания… Чем дальше, тем их становится больше.

О том, что не всем предназначался хлеб из тех жестяных форм, напомнил еще раз строгий голос старшего пекаря:

— Смотри же, Назарка, готовь малую печь с кандибобером! И пока не кончишь, не вздумай тренькать на своей бандуре. «Реве та стогне Дніпр широкий» у тебя получается хоть куды, а вот печи, скажу прямо…

Парень взялся за дело, весь еще под впечатлением вчерашней вылазки на Подол. Где-то там на Волошской улице у ломовых извозчиков вытрясли сотни две винтовок. Палить из них по юнкерам — это одно. А сейчас, когда штаб драпанул и когда банк, телеграф, вокзалы, мосты и все казармы в руках Центральной рады, тем ломовикам нельзя оставлять оружие. Чуть что — опять схватятся за него. А это же не какие-то там студенты и писарчуки. Троих даже таких, как он, Назар, и то биндюжнику на один зуб… Обошлось без драки. Правда, «вольные казаки» Куреневки потребовали помощь с Печерска — городскую стражу, школу прапорщиков с Контрактовой площади. И вот почему больше всего скрипели зубами извозчики: тех прапорщиков Керенского они и побили на прошлой неделе.

«Прапорам» — этим злейшим врагам Киевского городского Совета рабочих депутатов — ничего не оставалось, как признать Центральную раду…

Ловко орудуя кочергой, Назар начисто выгреб жар из печи. Затаив дыхание, всем корпусом забрался в ее раскаленное нутро. Сначала веничком, а по второму заходу гусиным крылом вымел под. Из его головы не выходили ломовики-биндюжники с Подола, прапорщики-хамелеоны, трофейные винтовки. И в то же время он не забывал, что с Костей-бородачом шутки плохи. Тот в ярости пускал в ход и пятерню, и лопату…

Старший пекарь вот-вот завершит посадку формового хлеба и тут же перейдет сюда, к малой печи. Здесь он не будет швырять рассученное на булки тесто, словно бабки на поле.

Вот они — пока еще сырые пышные паляницы, взошедшие на свежей опаре, аккуратно надрезанные сбоку и смазанные яичным желтком, — дожидаются его.

А тут, у глухой стенки, вынутые недавно из печи румяные и аппетитно пахнущие булки выставлены на стеллажах, завешанных солдатскими бязевыми простынками.

Костя-бородач возьмется за посадку хлеба, а у Назара, тщательно, с кандибобером подготовившего для него печь, еще дел немало. Надо натаскать дров из поленниц, промыть руки и вместе со слабосильным австрийцем замесить тесто в средней деже. А перед очередным замесом длинным ножом-квашенником выскрести начисто стенки и дно. Это очень неприятная и нудная работа. Но надо. С этого и началось его ученичество и будет продолжаться до тех пор, пока в пекарню придет новый ученик. Этим проверяется не только сила новичка, но самое главное — его терпение, основное качество пекаря, как утверждал батько Назара — Гнат Турчан.

И еще просеивание на частое сито пшеничной муки, которую теперь хозяин доставал бог весть где и один аллах знает какими путями, входило в обязанности Назара. Это не такой уже тяжкий труд, но от мельчайшей мучной пыли все время першило в горле и слезились глаза. А иногда и веки краснели, как у трахомного…

Явилась в пекарню Ада, племянница хозяина, Пчелка с челкой.