Концы узла

— Перестаньте, Сергей Сергеевич! — сказал недоверчиво. — Ну, какой вы палач?! Вы — доктор Айболит!

Заметно обидевшись, Гержавин сразу растерялся. Однако, спустя минуту, лихорадочно замотал головой:

— И вы тоже думаете, что я не смогу? Вы ошибаетесь! Теперь я все смогу! — губы его задрожали.

— А кто еще так думает? — спросил Глеб, качнувшись к нему.

— Оперативник Акламин! Он отказал мне! — нервно выпалил врач. Потом подумал и закончил — Не то, чтобы прямо отказал. Нет. Просто начал кормить обещаниями. Но, спрашивается, зачем? Ведь я не ребенок, сразу все понял.

Выслушав, Глеб помолчал и произнес:

— Тогда говорите, с чем пришли ко мне?

Направляясь сюда, врач был настроен раскрыться Корозову, переступить ту черту, которую не смог перейти с полицейским, показать снимки, но сейчас что-то опять надорвалось внутри, и он не мог заставить себя запустить руку в карман за телефоном. Чтобы как-то разрядить обстановку, Глеб сочувственно сказал:

— Я понимаю вас, Сергей Сергеевич! Хорошо понимаю!

— Что вы можете понять? Ну что вы можете понять? — с надрывом выпихнул из себя Гержавин. — Никто не способен понять того, что испытываю сейчас я!

Переубеждать врача было бессмысленно. Глеб порывался сказать ему, что плывут сейчас они в одной лодке, но, видимо, не наступил еще тот момент, когда стоило сообщить об этом. Потому что внутреннее сопротивление было сильнее его порыва. Однако сидеть на месте и смотреть в мученическое лицо Гержавину, стало тяжело, он поднялся со стула и заходил по кабинету, заложив руки за спину. Узел галстука показался ему тугим, он расслабил его и расстегнул пуговицы на пиджаке. Мягкий ковер под ногами гасил звуки шагов.

Между тем, Гержавин не двинулся с места. Его сковывали мысли о том, что он остается для всех непонятым. Следя за движением Глеба по кабинету, он на самом деле не видел его. Перед глазами все расплывалось, и фигура Корозова представлялась бесформенной. Какая-то пелена застилала все. Если это были слезы, он не стыдился их. Конечно, он мужчина, и как мужчина он знал, что слезы, это не мужское дело. Но бывают в жизни моменты, когда их не остановить, эти моменты редки, но в определенных обстоятельствах неизбежны. Достав из кармана носовой платок, врач промокнул глаза и повел ими по кабинету. Туман пропал. Он медленно вынул телефон, с задержкой, все еще сомневаясь в правильности своего решения, дрожащими пальцами открыл фото и протянул Глебу.

Смотреть на них Корозову не понадобилось. Мимолетным взглядом он отметил, что подобные снимки у него самого. И снова зашагал по кабинету. Сейчас ему хотелось топать ногами, чтобы пол дрожал. И его раздражал мягкий ковер. Прошло некоторое время. Гержавин спрятал телефон и подал тихий голос:

— Теперь вы понимаете, почему я хочу принять участие в поимке Хичкова?

Разумеется, Глеб понимал чувства врача, потому что у него были такие же. Он нахмурился:

— И как вы себе это представляете?

Истолковав его вопрос, как отказ, Сергей Сергеевич взволнованно воскликнул:

— Я умею стрелять!

Неопределенно пожав плечами, ошарашенный предложением Гержавина стрелять, Глеб видел, что предложения исходило от чувства безысходности и желания разорвать порочный круг:

— Зачем это? — проговорил он. — Я, например, не стремлюсь к стрельбе!

Напряженно повысив голос, врач почти выкрикнул:

— А я хочу! Я хочу убить его! Я готов к этому! Вы увидите! Дайте мне пистолет!

Подойдя к двери, прежде чем открыть ее, Корозов внимательно посмотрел на Сергея Сергеевича:

— Вы не шутите? — спросил, и, видя, как лицо врача решительно налилось кровью, приоткрыл дверь, позвал Исая, а когда тот вошел из приемной, спросил. — Ты можешь выдать пистолет Сергею Сергеевичу?

Не раскусив сразу, что происходит, Исай глянул на Гержавина колким взглядом, потом смекнув, какого ответа ждет от него Глеб, проговорил:

— Нельзя! У него лицензии нет. А нас за это могут лишить лицензии.

Кивнув, Корозов отправил его назад в приемную:

— Ладно, иди! — и когда тот вышел из кабинета, повернулся к Гержавину. — Как видите, Сергей Сергеевич, все не так просто, как нам хотелось бы! — опять прошелся уз угла в угол, остановился у стола, постоял некоторое время молчком, снова вернулся к стулу, на котором сидел до того, разговаривая с врачом, вновь сел, шумно вздохнул. — Да, Сергей Сергеевич, все очень непросто! Давайте поговорим серьезно.

Вскинувшись, Гержавин насупился:

— А разве до этого мы разговаривали не серьезно? — обида сквозила в его словах.

— Серьезно, разумеется, до той минуты, пока вы не заговорили о пистолете, — сказал Глеб. — Ваше оружие — скальпель. А пистолеты пусть будут у тех, кто умеет с ними обращаться.

— Бандит понимает только язык ствола, — возразил врач.

— Согласен, — подтвердил Глеб, — но зачем же нам переходить на их язык?

— В экстремальных случаях это необходимо, — проговорил Гержавин. — А теперь именно такой случай.