Концы узла

— Да кто угодно, — пожал плечами Олег, отвечая без раздумий. — Не думаю, что мои подчиненные держали это в тайне. Какая здесь может быть тайна? Я и не требовал ни от кого держать язык за зубами. Так что на ваш вопрос ответа у меня нет!

— Ну, а вы лично кому-нибудь, кроме своих подчиненных, говорили о сумме сделки и о контракте? — вгляделся в его глаза Акламин.

Покрутив головой, Суприн проговорил:

— Обычно такие вещи без надобности не разглашаются бизнесменами. И я не исключение из общего ряда!

Закрыв книжку, спрятав ее в карман, уже собираясь подняться с места, Аристарх вдруг огорошил Суприна новым вопросом:

— За что вы недолюбливаете Корозова?

Намеревавшийся подняться следом за Акламиным, чтобы пожать ему на прощание руку и проводить до двери, Олег от неожиданного вопроса оторопело застыл и растерянно пробормотал:

— А почему, откуда вы это взяли?

— И все-таки? — настаивал Аристарх. — Не забывайте, я ведь оперативник. Стало быть, немного психолог. В моей работе без этого нельзя.

Однако Суприн уже взял себя в руки и, явно не желая отвечать на этот вопрос, уклончиво отозвался:

— У меня к нему отношение, как у продавца к покупателю. Надеюсь, у него ко мне, как у покупателя к продавцу. Другого я ничего сказать не могу.

Дальнейшее продолжение беседы определенно не имело большого смысла, поэтому Акламин неторопливо поднялся, сухо попрощался и вышел из кабинета.

Успев подскочить из кресла чуть раньше, пожав руку Аристарху, Олег остался стоять на месте, провожая его до двери настороженно-выжидающим взглядом.

62

Ровно через полчаса Аристарх вошел в офис Фокина. Обилие охранников внутри удивило его. Практически у каждой двери. В голове невольно возникал вопрос, зачем нужно столько? Что здесь, Алмазный фонд или золотые слитки за каждой дверью? В приемной у окна тоже сидел охранник. Беловолосый, с короткой стрижкой, с маленькими ушами и маленькими глазами, в короткой осенней куртке на молнии. По лицу видно, скучал, прикрывая рот, зевал, посматривая на секретаря. Когда Акламин показал секретарю свое удостоверение, охранник привстал со стула, как будто Аристарх обратился к нему. Секретарь схватила телефон, позвонила Борису?

— Здесь из полиции! — сказала быстро.

— Знаю! — ответил Фокин — Пусть войдет!

Вскочив с места, девушка кивнула на кабинет:

— Он ждет!

Открыв дверь в кабинет, Акламин приостановился на пороге. Квадратный кабинет, оформленный в строгом деловом стиле, разительно отличался от кабинета Суприна, походившего больше на жилую комнату. Фокин вышел из-за рабочего стола, но не пошел навстречу с протянутой для пожатия рукой. Шагнул к другому столу и показал Аристарху на стулья, предлагая самому выбрать любое место. Сухо произнес:

— Что на этот раз привело ко мне полицию?

В глаза Акламину бросилось резкое отличие в поведении Фокина от Суприна. Молодой человек вел себя так, как ведут те, кто хорошо знает себе цену. Далеко не красавец внешне был облачен в дорогую рубашку, галстук и красивый изысканный костюм, который, надо признать, придавал ему некоторый шарм.

— Я здесь еще не был, — ответил Аристарх, проходя к столу и опускаясь на один из стульев.

Дождавшись, когда сядет Акламин, Борис тоже сел напротив него, пояснил:

— Были оперативники, когда около офиса произошло убийство и ранили моего охранника. Но сейчас вроде все спокойно.

— Покой нам только снится, — серьезно сказал Аристарх, выкладывая из кармана записную книжку.

Наморщившись, Фокин налился бледной краской:

— К сожалению! — сделал короткую паузу. — Итак, что привело вас ко мне?

Разговор с Борисом проходил в том же ключе, что и с Суприным. Акламин задавал те же вопросы, и, в общем-то, получал ожидаемые ответы. Только Фокин на все вопросы отвечал агрессивно и своей категоричностью не вызывал никакого иного толкования и колебаний в его правдивости. Борис производил на Аристарха более сильное впечатление, чем Суприн. Однако у оперативника всегда оставалось за собой поле для сомнений, пока не слова, а факты не наступали на горло. По своим работникам Борис отвечал твердо, давал понять, что за действия подчиненных он ручается. Но когда Акламин стал задавать вопросы, выходя за пределы круга его подчиненных, вот тут Фокин сосредоточенно задумался. На лице появился легкий налет багровости, оно сделалось непроницаемым. Ответы стали тормозиться. Его мысли определенно цеплялись за какие-то моменты или знакомых, с которыми он безусловно беседовал по теме сделки с Суприным, но за которых сейчас поручиться не мог. И это его явно выводило из себя. Он не назвал ни одной фамилии, которые теперь заставляли его колебаться. Но, похоже, его уже гложет мысль, что в вопросах оперативника есть резон.

Разговаривая с Фокиным, Аристарх интуитивно чувствовал, что рядом с Борисом есть незаполненные пустоты и провалы, в которые валились не только вопросы, но и ответы на них. Подобное не возникало после беседы с Суприным, хотя и там было не все гладко. Явное нежелание Суприна ответить на последний вопрос о Корозове, заставляло задуматься. Между тем, Фокин на такой же вопрос ответил вполне определенно: