Конвейер неправильных желаний (СИ)

В номере было… симпатично. Темно и симпатично. И богато. Интересно, с каких пор зарплата стандартного учителя русского позволяет оплатить такие номера?

— Скажи честно, — разглядывая зеркальный потолок с подсветкой, я мялась на входе, боясь проходить дальше. — Ты подрабатываешь сутенёром?

— Что? — изумился он, а потом рассмеялся, стягивая с себя черную майку. А чего это он раздевается? Всегда знала, что он латентный извращенец. Хотя все мысли буквально пулей вышибло из моей головы, когда моё внимание зацепилось за его перекатывающиеся мышцы груди и живота. Всё, меня можно выносить.

Учитель что-то втирал о том, что школа — не его основной заработок, просто то, что хотел от него отец, и он пошёл в пед как дань уважения ему. А я смотрела на то, как он расстегивает ремень. И вдруг желание принять в этом участие затопило с головой.

Злосчастная сумка полетела вниз, глухо ударившись о пол, а я в два шага преодолела разделяющее нас расстояние и накрыла его руки своей, другой обвивая шею и подтягиваясь для поцелуя. Но до губ мне было слишком высоко, так что я просто зажала зубами кусочек его молочной кожи на шее и чуть втянула его, лаская языком.

Мужчина шумно выдохнул и, кажется, только сейчас осознал, что вообще происходит.

— Мы, вообще-то, поговорить хотели.

— Потом, — хрипло прошептала я, сама расстегивая его ремень и до колен спуская штаны. — Всё потом.

Момент накрыл меня с головой.

Такое я чувствовала только однажды, когда на одном из приемов меня зажал на тёмном балконе один из детишек отцовских партнеров. Губам тогда не досталось ни поцелуя, зато шея и грудь просто изобиловали этим. Тогда нас прервал кто-то из старших, но этот ком между ног я не забуду никогда.

И вот сейчас этот узел снова завязывался и тянул вниз, и причиной тому был злосчастный учитель, который испортил мне всю жизнь, но вместе с тем повернул меня лицом к моему выбору, а не тому пути, что выбрал для меня отец. И мне было важно сказать ему спасибо за это.

Это была просто дань уважения. Чистая страсть, присущая лишь животным. Ни о какой любви с моей стороны и речи не шло. Но было до дикости приятно, когда Саша таки взял себя в руки, а меня своими мощными ладонями под задницу, поднимая над полом и заставляя обнять ногами его торс.

Было до жути неудобно, и мне постоянно казалось, что он меня уронит, поэтому неосознанно тянула ноги вниз, чтобы слезть. Но эту попытку пресекли, усаживая меня на тумбу, предварительно спихивая с нее всё, что не было прикручено.

Учитель не переставая таранил мой рот языком, и я отвечала ему таким же напором, кусая его губы и язык, периодически зажимая их зубами и проводя по ним языком.

— Ты, Громова, вообще тупая, меры нет, — просто сказал он, перенося меня на кровать и кидая на неё, вышибая воздух из лёгких и нависая надо мной.

— Сам тупой, мудак! — огрызнулась я, толкая его на спину и запрыгивая сверху, в ходе чего случайно отдавила ему коленом руку и ударила локтем в бок. Но это же такие мелочи, когда сидишь на такой охуетительной груди, ласкаешь её пальчиком с длинным зелёным ноготком, проводишь по соску языком и слышишь ответный стон в ответ. — М-м, малыш, а я и не догадывалась, что ты такой чувствительный.

— Сука, — выругался учитель, пытаясь пошевелиться, но я прочно угнездилась на нем, цепляясь коготками за плечи и ёрзая задницей по вставшему колом члену. Какой же это нереальный кайф. Он — кайф, ситуация — кайф, адреналин в крови — кайф. — А я и не знал, Громова, что ты такая борзая.

Я неприятно поморщилась и сильнее сжала бедра, буквально вдавливаясь в его стояк, от чего парень закинул голову и застонал.

— Не называй меня по фамилии. Она больше не моя. И она ужасна.

— А как же мне тебя называть? — хрипло спросил учитель, сминая руками красное покрывало и пустыми глазами смотря на меня.

— По имени. Оно тоже ужасно заёбистое, но гораздо лучше фамилии.

А потом я сползла ниже и спустила трусы, выпуская радостно качнувшийся член. Учитель застонал.

Боже, какой же он чувствительный! Просто ужасно! Или удачно. Тут как посмотреть.

Даже член у него был идеальным: не длинным, что достают до глотки, но и не короткий, сантиментов шестнадцать-девятнадцать. Плотный и упругий с мягкой кожей и приятный на ощупь.

Идеальный.

Чуть сжала у основания и провела вверх-вниз. Учителя просто выгнуло дугой. Мне нравится трогать его.

Ебическая бого-мышь! А что будет, когда я его в рот возьму?

Эта мысль потрясла до глубины души. Я просто вдруг поняла, что хочу его облизать. Слизать капельку смазки, выступившую на оголенной головке, провести по бешено стучащей венке по стволу вниз.

Это всё была интересная и познавательная игра. До жути будоражащая игра.

И я поддалась своим порывам, хватая в плотное кольцо губ головку и втягивая глубже.

У учителя, кажется, остановилось сердце, потому что, пока я руками изучала его достоинство, он чуть тихо постанывал и двигал в такт бедрами, а когда я провела языком по головке, он просто замер. Не шевелился. Отключился.

— Эй, Сашенька, ты там не сдох? — с издевкой произнесла я, выпрямляясь и переплетая короткие волосы в хвост.