Копье и кость

Она ни на что не годна, с упавшим сердцем признала танша спустя сорок минут. Утомляется быстро, мышцы слабы… Как бы она ни проклинала в душе Гора, сейчас казалось, он один мог вернуть ей былую силу.

Ее приветствовала и поздравляла охрана и прибывшие командиры. Бансабира кивала в ответ коротко и немного надменно – так, будто прошедшей недели вовсе не было. Гистасп, наблюдавший со стороны, только ухмылялся. Отличное качество – уметь оставлять прошлое в прошлом. Он хотел сказать ей это лично, но пока не подходил – сама позовет, когда будет надо.

Когда на следующий день по просьбе тану в приемную залу чертога Наадалов при небольшом скоплении людей (включая хозяев замка, с которыми Бану наконец познакомилась) привели главного лекаря, тану радушно его поблагодарила и велела выделить соответствующую награду. Тот поклонился, отпуская что-то о том, что это его и долг, и обязанность, и что-то там еще. Расшаркиваясь, уже собирался уходить, однако танша попросила задержаться.

– Помимо того что ты помог рождению наследника Пурпурного дома, ты дал мне ценный урок.

– Я? – удивился врач.

– Именно. Ты сказал, что северяне должны сносить боль мужественно, и был прав.

– Простите? – Недоумевал не только врач – Сабир, Русса, многие собравшиеся переводили глаза с танши на лекаря и обратно. Бансабира бросила ленивый взгляд на Вала. Этот тоже ходил мрачнее тучи последнюю пару дней.

– Бану? – напрягся Сабир.

– Но, видишь ли, я признаю только те уроки, которые вижу на личном примере, – продолжила танша давать наставления целителю, игнорируя отца. – Вал, я тебя попрошу.

Вал в ответ кивнул, глянул на Маджруха и Ри. Подоспев к лекарю, они мигом его скрутили, и Вал, сняв с пояса меч вместе с ножнами, со всей силы врезал рукоятью целителю в пах. Тот сначала замер, а потом взвыл.

– Бану! – вскинулся Русса.

Сабир, напротив, замер.

– Ну же, что такое? – с презрением спросила женщина. – Почему ты так кричишь? Все идет своим чередом? Все северяне должны сносить боль мужественно, ты не забыл? Кажется, язык ему тоже придется отрезать. И рот зашить. А то иначе подобное поведение оскорбит честь Пурпурного дома.

Колени лекаря, дрожа, съехались вместе, он едва стоял и все еще скулил.

– За что… тану? – По лицу мужчины катились слезы.

– За глупость, – высокомерно отозвалась танша. – Боюсь, нам придется найти нового семейного врача, отец. Впрочем, это я оставлю тебе. Пойдемте.

Бансабира вышла из залы, не обратив внимания ни на вопросы, ни на причитания. Несчастного целителя отпустили, тот, скорчившись, упал на пол. Вся охрана вышла за госпожой.

Мальчишку назвали по традиции Каамалов – Гайером.

Бансабира сидела в комнате с братом. В смежном покое спали ее сын и его кормилица. Из числа синих, но Бансабира не возражала. Главное, чтобы о нем позаботилась какая-нибудь добрая женщина. Ей, Бану, все равно никогда не стать матерью вроде Эданы Ниитас – такой, какими и должны быть матери. Хотя бы потому, что Эдана Ниитас никогда не взваливала на себя так много и потому никогда не была ответственна перед столькими людьми. Привязаться к сыну значило оставить войско. Отступиться сейчас от армии значило обмануть тысячи людей. Врать Бану не любила.

Русса был рад, что Бану стало легче. Для этого отец его и позвал, сознался брат сестре. И – помогло. И впрямь Бансабира стала приходить в себя, только когда стало известно, что прибыл «Яввузов бастард». «Русса бы сумел… Русса бы смог… Русса бы нашел силы…»

Науки Храма Даг так просто не забыть.

Бансабира высказала переживания о собственных физических возможностях. Она даже не помнила, когда в последний раз была настолько немощной. Да и охрана в этом ей не помогала. Когда она тренировалась со своими телохранителями прежде, те довольно быстро выучились не сдерживаться. А сейчас… слишком они ее щадят, слишком боятся случайно задеть, причинить даже самый незначительный вред. Таким образом, она не то что не сможет наверстать упущенное, но и утратит то немногое, на что еще способна.

Русса успокоил: наверняка сестра помнит – возвращать воинскую форму куда легче, чем начинать с нуля. Он вызвался помочь с тренировками при условии, что они не будут торопиться и все-таки будут беречь ее здоровье. Бансабира благодарно улыбнулась и обняла брата.

Они проводили вместе очень много времени. Две недели подряд трое Яввузов – отец, дочь и сын – наслаждались семейными вечерами, а уж брат с сестрой не расставались, кажется, вообще ни на миг. Что бы Бану ни делала, Русса был рядом. Как-то за полдень они после тренировки сидели в комнате Бану рядом со спящим Гайером и перешептывались. Бансабира впервые рискнула поднять вопрос, который боялась озвучить прежде: готов ли Русса ради нее на нечто такое, что придется скрыть от отца?

Русса ответил, что ради Бану сделает все что угодно, обнял, а отстранившись, поцеловал в губы. Коротко, по-братски.

– Как трогательно, – с ехидством заметил голос.