Корабль отплывает в полночь

– Именно так, сэр, – сказал Бо, оскорбленный, похоже, нападками на его державный Юг. – В большинстве своем мы попадаем в Переменчивый Мир с искаженными представлениями о действительности. Почему-то считается, что малейшая подвижка в прошлом полностью изменит будущее. Лишь понемногу постигаем мы суть Закона Сохранения Реальности: когда прошлое изменяется, будущее всего только подстраивается под него. Ветрам Перемен приходится преодолевать мощнейшее сопротивление. Иначе последствия нашей первой операции в Вавилонии были бы катастрофическими: мы уничтожили бы Нью-Орлеан, Шеффилд, Штутгарт и поселение на Ганимеде, в котором родилась Мод Дэвис! Брешь, образовавшуюся после падения Рима, тут же заполнили крещеные германцы с имперскими замашками. Лишь опытному историку-Демону под силу определить разницу между древней латинской и нынешней готической Католической церковью. Вы говорили о Греции, сэр. Старую мелодию переложили на новый мотив. Да, Великая Перемена не проходит бесследно, однако если не брать в расчет неизбежные несчастные случаи, то культуры, народы и отдельные личности продолжают свое существование.

– Ладно, ладно, – проворчал Брюс. – Быть может, я слегка увлекся. Но объясните мне, почему мы прибегаем к таким отвратительным способам? Зачем мы подсыпали яда Черчиллю и Клеопатре? Зачем пытались похитить младенца Эйнштейна?

– Его украли Змеи, – сказала я.

– Ну да. Мы не придумали ничего лучше, как отплатить им той же монетой. – Брюс все больше напоминал мне сварливую кумушку. – Если нам так необходим Эйнштейн, почему мы не воскресили его? К чему нам несмышленыш?

– Прошу меня простить, – снова вмешался Бо, – но, побыв подольше в шкуре Двойника, вы поймете сами, что великих людей воскрешать нелегко. Линии их жизней с трудом поддаются прерыванию.

– Извините, но это ерунда. Я уверен, что они попросту отказываются сотрудничать со Змеями или с Пауками. Воскрешение такой ценой их не устраивает.

– Брат мой, откуда в них столько величия? – прошептала я.

– Вы приняли Воскрешение, сэр, а значит, и обязательства, которые оно полагает и которыми вы, как джентльмен, не вправе пренебречь, – заключил Бо.

– Как мне было его не принять? – раздраженно отозвался Брюс. – Получив предложение за десять минут до смерти, я уцепился за него, словно пьяница за бутылку наутро после попойки. Я думал тогда, что смогу исправлять исторические несправедливости, нести людям мир. – Голос его становился все звонче; я заметила, что Новенькая не сводит с него восхищенных глаз. – И вдруг выясняется, что Паукам я нужен, чтобы воевать, воевать без конца, чтобы каждой новой Великой Переменой приближать гибель Вселенной!

Пальцы Сида нащупали мою ладонь.

– Как по-твоему, – прошептал он, – чем нам утихомирить этого не в меру буйного паршивца? Что-то он разошелся.

– Я знаю, кто способен унять его, – шепнула я в ответ. – Беда в том, что он на нее и не смотрит.

– Ты про Новенькую? Верно, милая, верно. Он вещает, как ангел во гневе. Сердце мое соглашается с ним, и это мне не нравится.

– Нас посылают в прошлое, – говорил Брюс, – откуда дуют в будущее Ветры Перемен, ломая преграды на своем пути и сшибаясь порой друг с другом. Любой из них может переместить дату нашей смерти за дату Воскрешения, и тогда мы растворимся в воздухе или рассыплемся в пыль. То, что мы находимся вне Вселенной, нас не спасет. Дверная щель достаточно широка, чтобы Ветер просочился в нее.

Лица моих товарищей затвердели. Упоминать о Второй Смерти считается среди нас, Комедиантов и Солдат, дурным тоном. Эрих, конечно же, не выдержал:

– Не болтай, камрад! Ты забыл про повторное Воскрешение.

Брюс упрямо не желал ничего слушать.

– А есть оно? Пауки обещали его нам, но Двойник, которого они выберут вместо меня, уже не будет мной нынешним. – Он стукнул себя кулаком в грудь. – Да пускай даже он окажется мной, пускай. Зачем его воскресят? Чтобы сражаться вновь и вновь, – голос Брюса поднялся до крика, – во славу всемогущей силы, которая настолько бессильна, что не может обеспечить одного-единственного Солдата своих коммандос парой нормальных перчаток!

Он выбросил вперед правую руку, слегка растопырив пальцы, словно надеялся пробудить сочувствие в наших сердцах.

На этот раз Новенькая все рассчитала правильно. Она протиснулась между нами и, прежде чем Брюс успел пошевелиться, надела на его руку черную перчатку – перчатку для правой руки.

Давно мы так не смеялись. Мы хохотали, проливали вино, падали в изнеможении на кушетки и снова принимались хохотать как сумасшедшие.

– Перчатка, Цеоспеп, перчатка! – заходился смехом Эрих. – Откуда она ее взяла?

– Должно быть, вывернула старую наизнанку, и из левой получилась правая. Я сама так делала, – прыснула я.

– Тогда была бы видна подкладка, – возразил он.

– Ну, не знаю, – сказала я. – У нас в Кладовой полным-полно всякой всячины.

– Не переживай, Liebchen, – утешил меня он. – Но какая молодец девчонка!

Брюс молча разглядывал перчатку, время от времени напрягая пальцы, а Новенькая смотрела на него так, словно он пробовал пирог, который она испекла.