Корабль отплывает в полночь

Оказавшись вне поля зрения публики, я тотчас вырвалась из хватки Сида и бросилась в гримерку, где рухнула на первый попавшийся стул; руки и голова безжизненно свисали со спинки, и я считай что вырубилась. Но это был не приступ из тех, что с мозгами набекрень, а вполне обычный обморок.

Наверно, я просидела так недолго… ну не очень долго. Со сцены доносились еле слышные звуки сражения и сигналы тревоги из последней сцены, когда появляются Брюс, Бо и Марк (который играет Малькольма – обычно основную роль Мартина) в своих доспехах для последнего акта, неся безжизненное, как мешок, тело королевы Елизаветы. Следом вышел Мартин, стягивая с себя (с такой скоростью, что полетели пуговицы) белую ночную рубаху. Я рассеянно подумала: «Ну вот, придется пришивать».

Они положили королеву на три стула, поставленные рядком, и быстро удалились. Снимая полотенце, которое съехало на талию, Мартин подошел и посмотрел на нее. Он схватил за тесьму парик, сорвал его и кинул мне.

Я не шелохнулась, и парик, ударившись о меня, свалился на пол. Я смотрела на бледное царственное лицо (безжизненные глаза уставились в потолок, рот чуть приоткрылся, из уголка свисала пенистая ниточка), на корсет в форме трубочки от мороженого, который ни разу не шелохнулся. У меня над головой пролетела синяя муха и опустилась на ее лицо.

– Мартин, – с трудом произнесла я, – мне не очень нравится то, что мы делаем.

Он повернулся ко мне; его короткие волосы стояли торчком. Мартин упер кулаки в бедра там, где кончалось трико – единственное, что на нем осталось из одежды.

– Ты ведь знала! – резко произнес он. – Знала, что соглашаешься не только на участие в спектаклях, когда сказала «считай меня членом труппы».

Словно живой сапфир, синяя муха поползла по ее верхней губе и остановилась у ниточки пены.

– Но Мартин… изменение прошлого… Вернуться в былое и убить настоящую королеву… Подменить ее двойником…

Его темные брови взлетели.

– Настоящую?.. Ты думаешь, это настоящая королева Елизавета? – Он схватил с ближайшего столика бутыль с жидкостью для снятия грима, плеснул на полотенце, испачканное краской, и, держа мертвую голову за рыжие волосы (нет, за парик, на настоящей тоже был парик), потер ей лоб.

Белила сошли, обнажилась землистого цвета кожа, а на ней – слабые очертания татуировки в виде буквы «З».

– Змея! – зашипел он. – Истребитель! Архивраг, вечный противник. Одному Богу известно, сколько раз в ходе нашей войны люди вроде королевы Елизаветы извлекались из прошлого – сначала Змеями, потом Пауками – и похищались или убивались и заменялись на других. Прежде я не участвовал в таких крупных операциях, но то, о чем я тебе сказал, известно мне абсолютно точно.

У меня голова уже трещала от боли. Я спросила:

– Если она вражеский двойник, то почему не знала, что постановка «Макбета» в ее время – анахронизм?

– Заброшенные в прошлое, чтобы только удержать ситуацию, они глупеют. Наполовину превращаются в зомби. Это ко всем относится: и к Змеям, и даже к нашим. И потом, она чуть было не догадалась два раза, когда разговаривала с Лестером.

– Мартин, – глухо проговорила я, – но если были сделаны все эти замены сначала ими, потом нами, то что же случилось с настоящей Елизаветой?

Он пожал плечами:

– Это одному Богу известно.

Я тихо спросила:

– Думаешь, Ему известно? Но может ли Он знать?

Мартин повел плечами, словно пытался сдержать дрожь.

– Послушай, Грета, – сказал он, – исказители и истребители – не мы, а Змеи. Мы восстанавливаем прошлое. Пауки пытаются сохранить все таким, каким оно было изначально. А убиваем мы только при крайней необходимости.

И тут дрожь пробрала уже меня, потому что в памяти что-то вспыхнуло и я увидела великолепный, с ножом в руке, окутанный саваном ночи, окровавленный образ моего любовника – солдата перемен, Паука Эриха фон Хохенвальда, умирающего в железных объятиях серебряного паука (или сущности в форме паука), такого же громадного, как и Эрих, – клубок из двух сплетенных тел катался по каменным ступеням Центрального парка.

Но эта вспышка не лишила меня разума, как было год назад. Точно так же не могла и черная ниточка, вырванная из моего свитера, привести к концу света. Я спросила у Мартина:

– Так говорят Змеи?

– Конечно нет! Они утверждают то же, что и мы. Но где-то в глубине души, Грета, ты должна верить. – Он подал мне средний палец.

Я не взялась за него, и Мартин резко соединил его с большим и щелкнул.