Читаем Корабль отплывает в полночь полностью

Он спустился вниз, выбрав момент, когда люстра качнулась в сторону от него. Сел за свой «Стейнвей» и до рассвета играл сонаты и прелюдии Скрябина, борясь с ветром, пока тот не признал поражение, затем анализировал партии с недавнего российского турнира – и наконец угнетающий дневной свет отправил его в постель. Время от времени он вспоминал о том, что видел в зеркале, и все больше склонялся к выводу, что искаженное отражение было просто оптической иллюзией. Когда это произошло, его глаза уже устали от наблюдения за ночным небом. По лестнице метались тени от раскачивавшейся люстры, узкий черный шарф развевался на ветру – черная фигура могла оказаться отражением его собственной одежды. А то, что непонятные вещи творились только с восьмым отражением, легко объяснялось дефектом зеркала. Раз уж на то пошло, странное выражение его лица могло быть вызвано обычным темным пятном на амальгаме. Как и весь этот просторный дом – как и он сам, – зеркало постепенно приходило в негодность.

Жиль проснулся с первой звездой, мерцавшей в глубокой синеве неба и возвещавшей его персональный рассвет. Он уже почти забыл о казусе с зеркалом, когда поднимался, в высоких ботинках и длинном овчинном плаще с капюшоном, по лестнице и обходил купол по «вдовьей дорожке», чтобы снять чехол с телескопа и подготовить инструмент к наблюдениям. Ему подумалось, что он выглядит совсем по-средневековому, только непрошеными гостями в небе теперь были не кометы, а искусственные спутники, за двадцать с лишним минут сползавшие по своим характерным орбитам от зенита до горизонта.

Он справился с трудной задачей, найдя двойную звезду в Большом Псе, и почти не сомневался, что разглядел бледный газовый фронт, продвигавшийся сквозь черноту туманности Конская Голова.

Наконец он зачехлил инструмент и вошел в дом. Привычка заставила его начать спуск и оказаться между зеркалами над лестничной площадкой в ту же минуту и ту же секунду, что и прошлой ночью. На сей раз ветра не было, и черная люстра с несимметричным созвездием лампочек неподвижно висела на черной цепи. Тени не рыскали из стороны в сторону. В остальном ничто не изменилось.

И когда часы пробили двенадцать, он увидел в зеркале в точности ту же картину: бледное, пораженное ужасом лицо, черная лента руки, касающаяся то ли плеча, то ли шеи Нефандора, чтобы удержать его или, наоборот, подтолкнуть к неизбежной участи. Разве что теперь скрытой оставалась меньшая часть черной фигуры, словно та высунулась из-за позолоченной рамы, чтобы посмотреть на Жиля своим неразличимым глазом.

И еще: на этот раз аномалия возникла не в восьмом отражении, а в седьмом.

Зеркальное искажение пропало с двенадцатым металлическим звоном, и теперь Жиль лишь с большим трудом избавился от навязчивых мыслей о странном происшествии. Он поймал себя на том, что объясняет случившееся уже не оптической иллюзией, а галлюцинацией. Оптическая иллюзия, повторяющаяся в неизменном виде две ночи подряд, едва ли возможна. Но и галлюцинация, ограниченная лишь одним из ряда отражений, – это довольно странно.

Главное же, необъяснимая враждебность тонкой черной фигуры поразила его куда сильнее, чем прошлой ночью. Одно дело – встретиться лицом к лицу с галлюцинацией, или призраком, или демоном. Ты можешь наброситься на него, истерически вцепиться в него, пробить кулаком насквозь. Но черный призрак, который прячется в зеркале, и не просто в зеркале, а в самых темных его глубинах, за многими слоями толстого стекла (почему-то их отражения кажутся такими же реальными, как настоящие зеркала), и собирается совершить что-то недоброе с твоим беззащитным, сморщенным изображением, явно наделен хитростью, осторожностью и отвратительной расчетливостью; видимо, все это было в фигуре, что играла с Жилем, как кошка с мышью, перебираясь из восьмого отражения в седьмое. Напрашивается вывод: кто-то ненавидит Жиля Нефандора с дьявольской силой.

Этой ночью он обошелся без мрачного Скрябина, играя только танцующе-бодрые сочинения Моцарта, а за шахматным столом анализировал задорные атакующие партии Андерсена, Кизерицкого и молодого Стейница.

Он решил подождать еще сутки и уже тогда, если фигура появится в третий раз, тщательно обдумать проблему и определить, что следует предпринять.

Перейти на страницу:

Все книги серии Мир фантастики (Азбука-Аттикус)

Дверь с той стороны (сборник)
Дверь с той стороны (сборник)

Владимир Дмитриевич Михайлов на одном из своих «фантастических» семинаров на Рижском взморье сказал следующие поучительные слова: «прежде чем что-нибудь напечатать, надо хорошенько подумать, не будет ли вам лет через десять стыдно за напечатанное». Неизвестно, как восприняли эту фразу присутствовавшие на семинаре начинающие писатели, но к творчеству самого Михайлова эти слова применимы на сто процентов. Возьмите любую из его книг, откройте, перечитайте, и вы убедитесь, что такую фантастику можно перечитывать в любом возрасте. О чем бы он ни писал — о космосе, о Земле, о прошлом, настоящем и будущем, — герои его книг это мы с вами, со всеми нашими радостями, бедами и тревогами. В его книгах есть и динамика, и острый захватывающий сюжет, и умная фантастическая идея, но главное в них другое. Фантастика Михайлова человечна. В этом ее непреходящая ценность.

Владимир Дмитриевич Михайлов , Владимир Михайлов

Фантастика / Научная Фантастика
Тревожных симптомов нет (сборник)
Тревожных симптомов нет (сборник)

В истории отечественной фантастики немало звездных имен. Но среди них есть несколько, сияющих особенно ярко. Илья Варшавский и Север Гансовский несомненно из их числа. Они оба пришли в фантастику в начале 1960-х, в пору ее расцвета и особого интереса читателей к этому литературному направлению. Мудрость рассказов Ильи Варшавского, мастерство, отточенность, юмор, присущие его литературному голосу, мгновенно покорили читателей и выделили писателя из круга братьев по цеху. Все сказанное о Варшавском в полной мере присуще и фантастике Севера Гансовского, ну разве он чуть пожестче и стиль у него иной. Но писатели и должны быть разными, только за счет творческой индивидуальности, самобытности можно достичь успехов в литературе.Часть книги-перевертыша «Варшавский И., Гансовский С. Тревожных симптомов нет. День гнева».

Илья Иосифович Варшавский

Фантастика / Научная Фантастика

Похожие книги