Коридор

Но Александр Григорьевич не хотел накидывать пальто. Он хочет чаю. Ему сегодня исполнилось семьдесят лет, чем Александра Иннокентьевна напрочь забыла, а напомнить он ей не решается; он плохо видит, позади все невзгоды; ему не нужны роскошь и комфорт - он хочет чаю и чтобы было тепло.

- Доклад, Шурочка?

- Не мешай мне,- рассеянно отвечает Александра Иннокентьевна.- Займись чем-нибудь полезным.

- Пойду чаек поставлю,- вздыхает Александр Григорьевич.

Идти на кухню ему не хочется: на кухне может оказаться Глафира Николаевна. Глафира Николаевна в связи с многолетней болезнью сына всегда настороженно относилась к Александру Григорьевичу, а тем более се-годня, после того как Алик окончательно, по всей видимости, сошел с ума. Наверняка Глафира Николаевна и этот прискорбный факт увяжет с проживанием в квартире Александра Григорьевича. Но может быть, даст бог, Глафира еще на работе. Александр Григорьевич взял чайник и осторожно, щупая свободной рукой стену, побрел по полутемному коридору.

На кухне Кирилл Афанасьевич в сотый раз рассказывал Доре и жене Тоне, как Алик начинал сходить с ума и как сегодня - сошел. Значит, Глафиры нет, решил Александр Григорьевич. Он поставил чайник на огонь, решил подождать, пока он закипит.

- Глафира Николаевна на работе? - на всякий случай поинтересовался он.

- В больнице она,- успокоила его Дора.

- ...Я шкафик выпиливаю, ага,- вспомнил Кирилл,- смена у меня в ночь, петушка на дверке кончаю...

- Какой еще петушок? - мрачно, как всегда, спросил старичок Михаил Данилович, зашедший на кухню ополоснуть заварочный чайник.

- Вы в раковину-то напрасно, Михал Данилович, опивки-то. В унитаз надо,-одернул а соседа Тоня.- И кстати сказать, там опять после вас мокро было. Аккуратней надо. Вон после Александра Григорьевича всегда сухо, ничего не скажешь, а ведь он и возрастом старше вас, и глазами.

- Мордой об мостовую!..- пробурчал Михаил Данилович привычную, не обидную для соседей свою присказку, но чай из раковины выскреб и понес в туалет.

- Вспоминай, Кирюша,- ласково сказала Тоня мужу и напомнила: - Шкафик выпиливаешь...

- Ага, шкафик выпиливаю, петушка на дверке кончаю. Вдруг говорят... Думаю, может, Коська пришел денег у Глафиры просить на похмелку. Лобзик отложил, слушаю: не похоже. Я в комнату к Ожогиным стучусь, заглянул. Алик. Один сидит. Сам с собой разговаривает и руками вот так делает.

- Чего говорил-то хоть? - поинтересовалась Дора.

Кирилл напрягся, но не вспомнил.

На кухню, опустив глаза, вошла Глафира. Она кивнула, стараясь, чтобы в поле действия кивка не попал Александр Григорьевич. Александр Григорьевич засуетился, не зная, как поступить: с Глафириных глаз бы долой, да чайник вот-вот закипит...

- Чего вы чухаетесь, Александр Григорьевич? - пришла на помощь старику Дора.- Как вскипит, Маня принесет.

- Вот-вот,- забормотал Александр Григорьевич, боком выбираясь в коридор.

- Как сынок-то, Николавна? - спросила Дора.

- Как-как. Сядь да покак. Тут любой тронется,- она обернулась в сторону удаляющегося Александра Григорьевича.- Узбеком задразнили...

Насчет "узбека" Александр Григорьевич ни при чем. Это уже относится к Ольге Александровне. Когда Алик был нормальный или почти нормальный, он в белых кальсонах напоролся на нее в коридоре, и та, чтобы снять неловкость, сказала в шутку, что в таком виде он похож на мусульманина, они тоже ходят в белых штанах. Потом "узбек" фигурировал в заявлении, которое Глафира подала в милицию не только на Олю, но почему-то и на Александра Григорьевича.

А в больнице Глафире сказали, что соседи не виноваты, сын ее, по всей вероятности, болен давно и болезнь его, шизофрения, излечивается с большим трудом и в редких случаях. Кроме того, врач долго выяснял, не было ли в роду душевнобольных. Про род свой Глафира ничего плохого сказать не могла, про старшего сына, Коську, живущего отдельно, призналась, что пьет тот и бьет ее, если не дает денег на опохмелку. А на опохмелку ей дать нечего, потому что и зарплата уборщицы невелика, и пенсию за погибшего мужа ей перестали платить, как только Алику исполнилось восемнадцать лет. Еще врач сказал, что пьянство старшего сына прямого отношения к болезни младшего не имеет, и посоветовал в следующий раз, когда тот начнет хулиганить, обратиться в милицию.

----Мордой об мостовую! - поддержал Михаил Данилович, заслушавшийся рассказом по дороге в ванную.

В коридоре что-то упало.

- Да уберете вы наконец свой велосипед! - Это Надя пришла с работы. Прямо в пальто, не дожидаясь, пока сойдет гнев, она подскочила к двери Ожогиной и забарабанила в нее: - Последний раз предупреждаю: уберите велосипед!

- Чего ты дверь ломаешь! Куда я его дену?! - отозвалась с кухни Глафира.

- Я чего говорю-то,- вступился Кирилл,- Глафира Николаевна. Велосипед-то действительно. Вчера То-нюшка об него ногу впотьмах зашибла.

- Выкини его к черту! - крикнула Глафира, отпихивая с дороги Надьку.

Хлопнула дверь.

Надя, спустив первый пар, расстегнула пальто и поздоровалась со всеми.

Кирилл почесал затылок.