– Тит‚ – умоляет Рэм‚ – а Тит! Ну‚ нарисуй женщину...
Одним движением карандаша Леонард рисует женский силуэт и небрежно откидывает листок.
– На‚ – царственно произносит он. – Уходи.
Рэм уходит‚ умирая от зависти. Ему бы эти таланты‚ уж он бы нарисовал кое-чего. Школа мужская‚ обучение раздельное‚ отношения между полами сложные‚ запутанные и малопонятные. Два мира‚ которые живут и развиваются отдельно друг от друга‚ и официально сталкиваются только на вечерах под присмотром бдительных педагогов‚ а неофициально – где попало‚ безо всякого присмотра. И по субботам уже выходят ребята на бульвар. Тоненькие‚ вытянувшиеся‚ вышагивают по аллеям‚ посматривают на девочек‚ задирают‚ пытаются заговорить. Гуляет восьмой "А" по бульвару‚ гоняет их взад-вперед таинственная сила‚ а то забудут про девочек и пристроятся цепочкой за прохожим‚ копируют его движения. Он быстро‚ и они быстро. Он вразвалку‚ и они вразвалку. Он – руки за спину‚ и за ним весь класс – тоже руки за спину. Обернется‚ – чего это прохожие смеются? – и они оборачиваются. Однажды попался вспыльчивый мужчина‚ дал Вовке Тимофееву по физиономии. Вовка не растерялся‚ дал следующему: так и пошло по цепочке до последнего.
Подошел Витька Борисенко‚ тронул Костю за плечо. За Витькой Колька стоит‚ ухмыляется.
– Значит так‚ – говорит Витка. – Если Колька еще чего сделает‚ собираем всех‚ и два раза по морде. Понял? Каждый по два раза.
– Понял.
Костя даже не возражает. Витька сказал – так оно и будет. А как оно будет‚ как он Кольке по морде даст – неизвестно. Неопределенность полная...
5
Давно уже окончилась война‚ и живые вернулись к живым‚ и утешились‚ как смогли‚ и наверстали упущенное‚ как сумели‚ а мертвые так и остались лежать на необозримых погостах мира‚ и среди них – брат Лёка‚ убитый напоследок‚ в самом конце войны‚ словно где-то не сходился баланс и кому-то еще недоставало жертв для круглого счета. Лежит Лёка в братской могиле посреди проклятой Германии‚ упокоился навечно‚ а Вера Гавриловна места себе не находит. Мучает ее навязчивая мысль‚ что небрежно уложили сына равнодушные люди‚ тесно ему там и неудобно‚ занемели руки-ноги‚ мурашки бегают по скрюченному телу. Умом всё понимает Вера Гавриловна‚ гонит от себя бредовые мысли‚ а проснется ночью: давят в бока диванные пружины‚ подушка под ухом – холодным камнем‚ одеяло навалилось на грудь земляной глыбой. В беспокойстве вертится до утра‚ ищет удобное положение для измученного тела‚ а найти не может. Нет для нее на белом свете удобного положения. Случилась этим летом оказия‚ могла съездить с начальником в командировку в Германию‚ к Лёке на могилу‚ да не хватило духу. Тихая‚ нежная‚ деликатная – побоялась: увидит первого немца – своими руками удушит. Он‚ может‚ и не виноват‚ первый-то немец‚ а она виновата? В муках рожала двух сыновей‚ чтобы было им на кого опереться в будущем – другу на друга‚ брату на брата. Остался теперь один ребенок‚ и не родишь уже второго: были годы‚ да все вышли.
Нервная Вера Гавриловна‚ беспокойная до мнительности: боится выпустить из дома мужа‚ боится выпустить сына. Утихает только к ночи‚ когда все спать лягут‚ и она комнату запрет‚ отгородится дверью от прочего мира. А за дверью – холодная война‚ обострение международной напряженности‚ горы новейшего оружия‚ заготовленного впрок на последнего ее ребенка. Купили Хоботковы приемник "Рекорд"‚ а по нему только и передают‚ что враги чего-то там замышляют‚ всевозможные идеологические диверсии‚ растленное влияние капиталистического окружения‚ а что сами враги на этот счет говорят – неизвестно: наши заглушки стоят намертво‚ в приемнике вой на всех диапазонах. Волнуется Вера Гавриловна‚ как бы опять заваруха не началась‚ – слишком уж многое начиналось в их поколении‚ с избытком хватило бы на пару веков‚ – волнуется за мужа‚ волнуется за сына. Когда Сергей Сергеевич прорывается через заглушки‚ пальцы ломает в отчаянии. Соседи у них‚ конечно‚ хорошие: золото положи – не возьмут‚ но лучше не слушать того‚ что слушать не полагается. Береженого и Бог бережет – старая‚ веками испытанная пословица. Но почему-то не каждого береженого в это время берег Бог: может‚ потому‚ что слишком многих Ему надо было беречь‚ а может‚ потому‚ что Его‚ Бога‚ предусмотрительно заранее отменили.