Коридор

А тут еще арестовали сослуживца Сергея Сергеевича‚ почти приятеля. В пьяном виде‚ на спор‚ подошел сослуживец к иностранному посольству‚ позвонил в звоночек у входной двери. Его тут же забрали‚ – не успели посольские двери открыть‚ – таскали на допросы друзей‚ таскали сослуживцев: опять Вере Гавриловне беспокойство. Так издергалась‚ так изнервничалась: одно спасение – глушить себя непосильной работой. Она и глушит. Паркет блестит от суконки‚ зеркало в шкафу без единого пятнышка‚ тюль на окнах чистый‚ штопаный‚ колом от крахмала. Где она силы берет – трудно сказать. Маленькая‚ худенькая‚ не ходит – бегает. Никаких жалоб‚ никогда ничего не болит‚ а если заболит – всё равно не скажет. И на работе по-старому. "Надо сделать!" – "Сделаю". – "Надо напечатать!" – "Напечатаю". – "Надо сходить!" – "Схожу". Быстро‚ четко‚ безотказно. А опоздаешь утром – начальник сидит на твоем месте‚ ждет. Как прогонишь? Надо просить: "Разрешите‚ я сяду". – "Ах‚ – говорит‚ – простите! Ах‚ извините! Рассеянность моя проклятая..."

Вера Гавриловна не опаздывает. Она по утрам всё бросает и на службу бежит. Дома без нее няня хозяйничает. Обед готовит‚ комнату прибирает‚ носки вяжет‚ ломаным мизинцем слезу утирает. Щеки опали‚ голубые глаза потускнели‚ круглое лицо морщинами пошло‚ темное лицо‚ как земля. Пропал у няни сын Николка‚ пропал без вести на Смоленском направлении. Ни живой‚ ни убитый. Ни порадуешься‚ ни поплачешь. По праздникам‚ когда идет няня в церковь‚ записывает Костя на бумаге в линеечку два листка имен: один во здравие‚ другой за упокой. Долго думает няня‚ долго вспоминает всякий раз‚ чтобы не позабыть кого‚ чтобы помянули в церкви ближних и дальних родственников. Кто живой – во здравие‚ кто помер – за упокой. Сына Николку в оба списка пишет. Хоть и не полагается это по церковным порядкам‚ да у матери свои правила. Может‚ в плену‚ может‚ еще объявится. Зато дочку Лену пишет во здравие: Елену‚ Владимира‚ отрока Алексея‚ отроковицу Анну. Вышла замуж дочка Лена‚ уехала с мужем в город Челябинск. Хорошо живут‚ богато‚ с двумя детьми третьего ждут‚ зовут – не дозовутся родную бабушку‚ чтобы своих‚ не чужих‚ нянчила‚ да она не едет.

Прикипела няня к Москве‚ к бульвару‚ к коммунальной квартире; выходит няня на бульвар‚ беседует с довоенными подружками: мало осталось подружек‚ повымирали чуть ли не все. По праздникам ездит в гости к племяннице‚ которую сватала когда-то за полотера‚ сватала‚ да так и не просватала. Колебалась племянница до самой войны‚ всё не могла решиться‚ а потом взяли полотера в армию‚ в сорок первом попал он в окружение‚ в сорок пятом воротился из плена‚ разочек всего натер у них коридор и сел в тюрьму. Оказался этот полотер‚ тихий человек‚ английским шпионом. Не зря‚ видать‚ ходил по квартирам‚ не зря высматривал‚ вынюхивал‚ выглядывал‚ собирал секретные сведения при натирке полов. Вот когда обрадовалась няня‚ что пронесло беду мимо племянницы‚ а та‚ дуреха длинная‚ как узнала про арест‚ так в голос заревела. Имела она‚ видать‚ свою думу на этот счет. Так всегда и бывает: одного арестуют – двое плачут. Живет племянница всё там же‚ вместе с хозяйкой‚ двумя зарплатами мальчика на ноги поднимают‚ а мальчик уже бреется по два раза на день‚ учится мальчик в институте‚ зовет обеих мамой‚ а отец‚ как бросил‚ ни разу не появлялся‚ и жив он или умер – неизвестно. Приносит няня с собой ветхий листочек – последнее письмо от любимчика Лёки‚ читают ей‚ неграмотной‚ вслух‚ по многу раз: "Жив‚ здоров‚ избушка за мной". Исходит няня тихим плачем‚ ломаным мизинцем слезу утирает: некому ей теперь купить обещанную избушку. Совсем некому.