Король Артур и его рыцари

– Сэр, – говорит диковинный гость, – велите кормить и поить меня весь год, а как минет он, скажу я и другие два желания.

– Невелика твоя просьба, – произнес Артур, – ни другу, ни врагу не отказываю я в еде и питье. Но я хочу знать твое имя.

Тут подошел к диковинному гостю сэр Кэй, оглядел его насмешливо и сказал, смеясь:

– Что за нужда нам в его имени? Будет с него и прозвища. Белоручка – вот как станут звать тебя! Недаром же у тебя такие красивые руки. А что до пищи, то определю я его на кухню, там каждый день найдется для него жирная похлебка. Слышишь, Белоручка! Тебе не придется жаловаться на наших поваров – через год ты будешь жирен, как боров в закуте!

И так насмехался он над приезжим и издевался, пока не остановил его Ланселот:

– Головой могу ручаться, он еще покажет себя рыцарем славным и доблестным, и не пристало вам, сэр Кэй, глумиться над ним.

– Ну, это мы еще увидим, – отвечал сэр Кэй, – да только едва ли, ведь какова его просьба, таков и он сам. Видно, малый вырос в каком-нибудь монастыре и сроду не едал досыта.

И велел ему сэр Кэй отыскать место за столом и садиться есть. И Белоручка пошел в дальний конец зала, и сел там, где теснилась прислуга и мальчики на побегушках, и ел свой обед в печали.

Ланселот же, приглядевшись к странному гостю, не стал более спорить с Кэем, ибо показалось ему, что Белоручка не из тех, кто по слабости своей нуждается в защите.

– Пусть веселится сэр Кэй, – сказал Ланселот, – сдается мне, что не долго ему потешаться над Белоручкой. – И с тем ушел он с пира и покинул Камелот, чтобы двинуться на поиски новых подвигов.

Как Ланселот попал в заточение, как выручила его девица Лионора и о турнире

Едет Ланселот густым лесом, едет открытым полем, и вот как-то в полдень подъехал он к развесистой яблоне. И так славно играло солнце на ее листьях и трава под ней казалась такой мягкой, что не удержался Ланселот и хотел уже покинуть седло, чтобы и себе и коню дать отдых. Но видит он, как из ближайшей рощи вылетает всадник и грозит ему длинным копьем. Обрадовался Ланселот, ибо рыцарь тот не был ему знаком и достойным делом было бы узнать друг друга в поединке. Неизвестный же рыцарь подскакал поближе, высунул из-за широкого щита голову и прокричал Ланселоту:

– Отчего это покраснели твои доспехи, о рыцарь? Видно, прячешься ты от боя, уходишь от поединков, так что даже сталь от стыда покрылась румянцем.

– Храни тебя Господь, – отвечал Ланселот, – ты славно шутишь, незнакомец. Да только у меня другое правило: подобает рыцарю рубиться громко, говорить же – тихо. Так не будем же тратить время и шуметь попусту, а ударим друг на друга, как подобает настоящим бойцам.

И они поставили копья в седельные упоры, разогнали своих коней и сшиблись. И так силен был удар Ланселота, что вылетел незнакомец из седла, однако тут же вскочил на ноги. А Ланселот тоже оставил седло, чтобы рубиться на мечах до победы. Но не думал браться за меч незнакомый рыцарь.

– Славный удар! – воскликнул он и показал Ланселоту вмятину на своем нагруднике. – Никому в Британии не удавалось еще промять мои латы. Вижу я, что и ты славный рыцарь, так что ж нам попусту греметь мечами? Не лучше ли вместе пуститься в путь и быть друг другу опорой и защитой? К тому же наскучило мне ездить в одиночку и молчать с утра до вечера. Ведь не для того Господь дал человеку речь, чтобы жил он, как пень в лесу, у которого даже и листьев не осталось, чтобы пошелестеть на ветру.

Рассмеялся тут Ланселот и спросил:

– Как твое имя, рыцарь-говорун? – Ибо понравился ему этот рыцарь своей незлобивостью. И хоть не был он искусным бойцом, но, как видно, не знало его сердце робости.

Рыцарь же ответил:

– Имя мое – Динадан. – И снял Динадан свой шлем, и желтые волосы его рассыпались по железному воротнику, будто копна, которую разметал ветер. – А еще меня зовут – Динадан Соломенный. И когда добрый рыцарь кличет меня так, отвечаю я как подобает. Прочих же – бью нещадно. Но ты, рыцарь, зови меня как хочешь, потому что вижу я, что мы друг друга стоим.