– Когда я был еще молодым рыцарем, – сказал Гавейн, – я, да простит меня Бог, ввязывался в сомнительные поединки и часто впадал в неистовство, – да, разил человека после того, как он уже сдался. Ну, и докатился до того, что убил девицу. А вот Ланселот не причинил зла ни единому существу, которое было слабее него.
Гахерис добавил:
– Он опекает молодых рыцарей и старается помочь им добыть себе славы. Не понимаю я, с чего вы на него взъелись.
Мордред пожал плечами, встряхнул рукавами камзола и изобразил зевок.
– Что до Ланселота, – отметил он, – так это Агравейн к нему неравнодушен. Мой раздор – с нашим добрым монархом.
– Ланселот, – заявил Агравейн, – больно высоко забрался.
– Ничего подобного, – сказал Гарет. – Он и есть самый великий человек, какого я знаю.
– Я не из тех, кто влюблен в него, будто школьник…
По другую сторону гобелена скрипнули петли на двери. Заскрежетала дверная ручка.
– Угомонись, Агравейн, – мягко и настоятельно сказал Гавейн, – не устраивай шума.
– Ну уж нет.
Рука Артура приподняла завесу.
– Прошу тебя, Мордред, – прошептал Гарет.
Король был уже в зале.
– В конце концов, – сказал Мордред, повышая голос так, чтобы его нельзя было не услышать, – Правосудию должно распространяться и на Круглый Стол, иначе будет нечестно.
Агравейн, тоже притворяясь, будто он не заметил вошедшего, громогласно добавил:
– Настало время, когда кто-то должен сказать правду.
– Мордред, молчи!
– И ничего, кроме правды! – с некоторым даже триумфом закончил горбун.
Артур, чьими помыслами целиком владела предстоявшая ему работа, постукивая каблуками, прошел по каменным коридорам дворца и теперь безо всякого удивления стоял в дверях, ожидая дальнейшего. Украшенные стропилами и чертополохом мужчины, повернувшись к вошедшему, увидели старого Короля в последние минуты его величия. Несколько мгновений они простояли в безмолвии, и Гарет с болью, всегда присущей обретению знания, увидел его таким, каков он был. Он увидел не романтического героя, но простого человека, сделавшего все, что было в его силах; не предводителя рыцарства, но ученика, постаравшегося сохранить верность своему удивительному наставнику, волшебнику, для чего ему пришлось думать и думать, не давая себе передышки; не Артура Английского, но одинокого старого джентльмена, полжизни удерживавшего корону вопреки усилиям рока.
Гарет стремительно опустился на колено:
– Мы не причастны к тому, что здесь происходит!
Гавейн, преклонивший колено гораздо медленнее, опустился на пол рядом с Гаретом.
– Сэр, я пришел сюда, надеясь совладать с братьями, но они меня не послушали. Я не желаю слышать того, что они могут сказать.
Последним на колено встал Гахерис:
– Мы хотим уйти, пока они не начали говорить.
Артур вступил в комнату и ласково поднял Гавейна.
– Конечно, уходите, дорогие мои, если вам этого хочется, – сказал он. – Надеюсь, я не стану причиной семейного разлада?
Гавейн мрачно поворотился к двум остальным братьям.
– Это разлад, – произнес он, облекая свою речь, словно в плащ, в старинные рыцарские словеса, – коему суждено сокрушить цвет рыцарства в целом свете: злая беда для нашего благородного братства, и вся причина ей – двое неудачливых рыцарей.
После того как Гавейн, храня на лице презрительное выражение и подталкивая перед собою Гахериса, вышел из комнаты, а Гарет, беспомощно махнув рукой, последовал за ним, Король молча подошел к трону. Он снял с сиденья две подушки и положил их на ведущие к трону ступени.
– Ну что же, племянники, – ровным голосом сказал он, – присаживайтесь и расскажите, чего вы хотите.
– Мы лучше постоим.
– Конечно-конечно, как вам удобнее.
Такое начало расходилось с тактикой, задуманной Агравейном. Он протестующе произнес:
– Перестань, Мордред! Мы вовсе не собираемся ссориться с нашим Королем. У нас даже в мыслях этого не было.
– Я постою.
Агравейн нерешительно присел на одну из подушек.
– Может быть, на двух вам будет удобнее?
– Нет, спасибо, сэр.
Старик наблюдал за ними и ждал – так человек, приговоренный к повешению, может покорно исполнять требования палача, не помогая ему, однако, вязать петлю. Он смотрел на них с усталой иронией, предоставляя им самим выполнять задуманное.
– Возможно, самым разумным было бы и дальше молчать об этом, – сказал Агравейн с хорошо разыгранной неохотой.
– Возможно.
Мордред, представляющий главные силы нападавшей стороны, резко вклинился в разговор:
– Это смехотворно! Мы пришли сюда, чтобы кое о чем рассказать нашему дяде, и мы обязаны это сделать.
– Все это так неприятно.
– В таком случае, дорогие мои мальчики, если вы не против, давайте оставим эту тему в покое. Весенние ночи слишком прекрасны, чтобы забивать себе голову неприятными заботами, так не лучше ли вам пойти помириться с Гавейном? Ступайте, попросите, чтобы он одолжил вам назавтра своего умницу-ястреба. Королева как раз сегодня говорила, как она любит, когда к обеду подают молодого зайца.
Он пытался спасти ее, а быть может, и всех их. Мордред, уставя на отца пылающий взор, объявил без предисловий: