Одним из первых актов принца Уэльского после его вступления на трон была отмена обязательного ношения фраков при дворе. Однако на следующий год, уже после отречения от престола, он будто бы начал находить определенные достоинства в порядках, существовавших при отце. Уинстон Черчилль, приглашенный на обед герцогом Виндзорским во время его пребывания во Франции, с удивлением обнаружил, что тот носит парадную одежду шотландского горца. После этого Черчилль написал жене: «Когда подумаешь, что в бытность принцем Уэльским его с трудом могли заставить надеть строгий вечерний костюм, то понимаешь, что его взгляды с тех пор сильно изменились».
В пренебрежении сына правилами ношения одежды король видел проявление более серьезной болезни: нежелание выполнять предначертанную ему роль. В послевоенное десятилетие о «божественном праве королей» не стоило даже и упоминать; выживание монархии всецело зависело от способностей и самодисциплины монарха. По мнению короля, следовало не столько умиротворять республиканцев, сколько опираться на убеждения умеренных слоев среднего класса, которые инстинктивно отвергают всякую революцию. В том образе жизни, который вел принц Уэльский, мало что соответствовало подобным нормам: он пребывал в атмосфере ночных клубов, среди женщин и накрашенных ногтей, бурно проведенных вечеринок и весьма свободных отношений полов. Во время одной из поездок по империи он весьма иронично отнесся к отцовской телеграмме, призывающей его не ходить на танцы в Страстную Неделю; «С большой буквы „С“ и большой буквы „Н“!» — негодующе произнес принц, которого пришлось уговаривать, чтобы он не направлял отцу резкого ответа. В Букингемский дворец также доносили, что принц слишком много курит и «допускает вольности с алкоголем», однако король и сам позволял себе выкурить сигарету, а по собственному опыту хорошо знал, насколько преувеличенными могут быть слухи об увлечении выпивкой.
Некоторые недостатки сына король приписывал тлетворному влиянию его беспутных друзей. Особенно ему не нравился капитан Эдвард Меткалф, широко известный как Фрути[123]
— жизнерадостный кавалерист, приставленный к принцу на время его поездки в Индию, а затем ставший конюшим его личной свиты. В ноябре 1924 г. король пытался уговорить сына расстаться с Меткалфом, однако тот проявил «невиданное упрямство». Через несколько месяцев король распорядился, чтобы Меткалфа отправили в Индию — в штаб нового главнокомандующего; однако через два года он вернулся и снова оказался на службе у принца. Граф Дадли, близкий друг принца Уэльского еще со времен Оксфорда, также ощутил на себе недовольство короля, когда сэр Сэмюэль Хор, министр по делам Индии, назначил его губернатором Мадраса. Хотя Дадли был способным и деловым человеком, а за годы пребывания в палате общин приобрел некоторые познания об Индии, король отказался утвердить его назначение.Одной из причин того, что Меткалф оказался при дворе нежеланным человеком, было вовлечение им принца в занятия стипль-чезом (скачки с препятствиями). Король и раньше бранил сына за его пристрастие к упражнениям, требующим большой физической нагрузки. Теперь же он стал опасаться, что принц, смелый, но неопытный наездник, поставит под угрозу нормальный порядок престолонаследия. В 1924 г. он говорил королеве Александре: «Вчера Дейвид упал с лошади на стипль-чезе возле Олдершота, ушибся, поранил лицо и получил легкое сотрясение, но в целом ничего серьезного… Очень плохо, что он продолжает участвовать в этих скачках. Я много раз просил его этого не делать; все считают это величайшей ошибкой, так как он подвергает себя ненужному риску».
Верховая езда принца не нравилась его отцу и по другой причине. «Почему мой сын не ездит на лошади так, как подобает джентльмену?» — спрашивал король Меткалфа, увидев, что принц пользуется уздечкой. Меткалф ответил как опытный придворный: «Потому что у него не такие руки, как у Вашего Величества». Впоследствии принц довольно зло отомстил отцу. Охотясь с ним в Сандрингеме в том же году, когда он упал с лошади вблизи Олдершота, принц, несколько раз промазав, отложил ружье и крикнул: «Думаю, это забава для старушек!»