Король Георг V

Но что больше всего мучило короля и королеву, так это нежелание их старшего сына жениться. Он проживал в своих скромных холостяцких апартаментах в Сент-Джеймсском дворце, пользуясь благосклонностью то одной, то другой замужней женщины. Лишь один раз его имя оказалось связанным с незамужней девушкой — леди Розмари Ливсон-Гоуэр, младшей дочерью герцога Сазерлендского; но это увлечение так и не переросло в серьезный роман, и в 1919 г. она вышла замуж за друга принца — лорда Дадли. Первой из замужних женщин, в которых влюблялся принц, была леди Коук, наперсница его злосчастных армейских лет. «Не могу выразить, какую ангельскую доброту Вы ко мне проявили, — говорил он ей в 1917 г., — полностью изменив мою жизнь». Через несколько недель после случайной встречи с миссис Дадли Уорд, женой депутата-либерала, началась их близкая связь, продлившаяся шестнадцать лет. За это время в жизни принца периодически появлялись и другие женщины, но ни одна из них по доброте характера и щедрости сердца не могла сравниться с Фредой Дадли Уорд. До тех пор, пока принц не влюбился в миссис Симпсон, она фактически являлась его женой.

Такого рода истории не радовали короля. Он хотел, чтобы принц женился, осел в Мальборо-Хаус и произвел на свет следующее поколение королевской семьи. В доверительных разговорах он уничижительно называл любовниц сына то «дочерью кружевницы», то «южноамериканской шлюхой» — будто это было одинаково постыдно. Тем не менее он все же пытался понять причину охватившей сына меланхолии, от которой его не могла до конца избавить даже любовь Фреды Дадли Уорд. В 1930 г. он согласился на просьбу сына реставрировать находящийся возле Виндзора форт Бельведер — принц хотел устроить там загородный дом. «Для чего тебе нужна эта чудная развалина? — поинтересовался король. — Наверно, чтобы проводить эти чертовы уик-энды. — И тут он улыбнулся: — Ладно, если хочешь, пускай он у тебя будет». Позднее принц писал о своем игрушечном замке: «Вскоре я полюбил его так, как до сих пор не любил ни одну вещь».

Время от времени король призывал сына навести в своей жизни порядок — ради себя самого и ради монархии. Об одной из таких бесед король поведал некоему другу. Следует отметить важную оговорку: король заверил принца, что не собирается с ним ругаться, а это означало, что прежние их беседы не отличались выдержкой. Далее он сказал, что, хотя принц сейчас находится в зените своей популярности, когда-нибудь публика узнает о его двойной жизни и со всей страстью станет порицать. Конечно, продолжал король, у каждого в молодости бывают свои грешки, но разве принц, которому уже тридцать восемь, не вышел из этого возраста? Он чувствует, что в глубине души его сын несчастен, и так будет продолжаться до тех пор, пока он не остепенится. Задумывался ли он, каким одиноким и потерянным будет чувствовать себя холостяк-король, живущий без семьи в огромном Букингемском дворце?

Принц ответил, что ему очень не нравятся те сплетни, которые рассказывают королю о его частной жизни, и что, по его убеждению, в вопросах морали страна стала более терпимой. Самое главное, признался он, ему отвратительна мысль о женитьбе на иностранной принцессе, хотя он и понимает, что король не позволит ему жениться на девушке, не принадлежащей к королевскому роду. На это король возразил, что времена изменились и что он готов согласиться, чтобы принц женился на приличной английской девушке знатного происхождения. Принц удивился — ему впервые такое предлагают. Это удивление было явно наигранным. Еще в 1917 г., после заседания Тайного совета, на котором была провозглашена династия Виндзоров и отменены титулы германского происхождения, король записал: «Я также проинформировал Совет о нашем с Мэй решении, что королевским детям будет позволено вступать в брак с представителями английских семей. Это вполне можно считать историческим событием».

С тех пор король дал разрешение принцессе Марии выйти замуж за виконта Лашеля, а герцогу Йоркскому — жениться на леди Элизабет Боуз-Лайон. Если бы принц Уэльский нашел себе невесту такого же происхождения, вряд ли король не дал бы своего согласия. Принц не стал доверять отцу не потому, что тем, кого он любил, недоставало королевской крови, а потому, что все они уже состояли в браке; самый же взрывоопасный из его романов был еще впереди.

В то время как сплетники с удовольствием судачили о репутации принца, король скорбел и о заблудшем сыне, и о поставленной под угрозу монархии. Однако лишь немногие догадывались о его страданиях. Подобно стивенсоновскому герою Уиру Гермистону, еще одному отцу, лишившемуся дружбы и доверия сына, он «продолжал взбираться по громадной, лишенной перил лестнице своего долга».