Читаем Король Георг V полностью

Король Георг V

«Эдуард VIII сказал мне, что не желает проведения какой-либо религиозной службы, поскольку — как он мне сказал — хочет поберечь королеву. Я настаивал, что какая-то служба обязательно должна быть, — пусть даже короткая. Без этого вся церемония будет, так сказать, пустой; тем более что королева сама пожелала, чтобы спели хотя бы один гимн — „Вознеси мою душу, Царь Небесный“».

Архиепископ своего добился; склонный к театральным эффектам, он даже позаимствовал из Вестминстерского аббатства пурпурное облачение, которое надевали на похоронах Карла II.

За те четверо суток, пока был открыт доступ к телу покойного, мимо гроба медленно прошло около миллиона подданных Георга V; их шаги заглушал огромный мягкий серый ковер. В полночь 27 января к стоявшим на помосте офицерам дворцовой стражи присоединились Эдуард VIII и три его брата. «При тусклом свете свечей и в глубоком молчании мы простояли там двадцать минут, — писал Эдуард VIII. — Я чувствовал близость к своему отцу и всему, что было ему дорого».

На следующий день король Георг V отправился в свой последний путь. На сей раз орудийный лафет, на котором стоял его гроб, сопровождали моряки. Они доставили его из Вестминстера на вокзал Паддингтон, потом на поезде — в Виндзор, после чего через территорию замка довезли до церкви Святого Георгия. Георг, наверно, был бы взбешен тем, что на целый час опоздал на собственные похороны, хотя причиной опоздания на этот раз оказался он сам — скопившиеся на пути следования толпы народа, пришедшие в промозглое зимнее утро проститься со своим сувереном, не раз преграждали путь процессии.

Даже в такой печальный момент церковь выглядела весьма красочно: знамена ордена Подвязки, тяжелый черный креп и темные вуали присутствовавших женщин, сияние риз и парадных мундиров тех, кто служил своему суверену, — с плюмажами и лентами, алых, синих и золотых кителей. Церемония навевала воспоминания о дворе короля Георга в первые годы его царствования, а порядок соблюдения старшинства был далек от современных реалий, соответствуя званиям и должностям, которые почти за сто лет так и не успело смести реформаторское рвение принца-консорта. «Что меня поразило, — написал позднее один государственный служащий, прочитав в „Таймс“ отчет о похоронах, — так это второстепенное положение министров кабинета. Нужно было прочесывать колонку за колонкой, чтобы, наконец, обнаружить, где же находился премьер-министр». Болдуин, однако, был на отведенном ему месте — как и два бывших премьер-министра, невзирая на их взаимную антипатию. Макдональд был шокирован не только тем, что Ллойд Джордж согласился написать о похоронах в газеты, но и тем, что прямо во время службы вел необходимые заметки.

Поддержать своего кузена в минуту скорби приехали пять иностранных монархов: Кристиан из Дании, Хокон из Норвегии, Кароль из Румынии, Борис из Болгарии и Леопольд из Бельгии. В будущем лишь Дания и Норвегия сохранили верность монархии, а всего через несколько лет все пятеро вынуждены были столкнуться с немецкой оккупацией или подчинением своих королевств нацистской Германии. Похожая судьба ждала и представителей Италии и Австрии: Умберто, принца Пьемонта, и принца Штаремберга. Не улыбнулась фортуна и приехавшим на похороны короля трем бравым военным: Петену — из Франции, Тухачевскому — из России и Маннергейму — из Финляндии. Если помнить об этом трагическом списке, та Англия, которую Георг V завещал своему сыну, покажется едва ли не раем.

Когда завершилась торжественная литания, все поразились достоинству и силе духа овдовевшей королевы; не меньше удивлял и новый король, который в сорок один год все еще выглядел почти юношей. Когда гроб отца медленно опустили в склеп, король Эдуард высыпал на него из серебряной чаши символическую горсть земли. И король Георг V отправился к своим предкам.

Когда скорбящие вышли из церкви, то увидели, что трава вокруг нее покрыта венками. «Как часто красота приносится в жертву масштабам», — отводя взгляд, сказала герцогиня Бедфордская, ибо самые пышные из этих венков были столь же велики, как и самомнение тех, кто их прислал. Однако одна знакомая дама покойного короля все же немного замешкалась и среди экзотических букетов вдруг заметила скромный венок, присланный каким-то уличным торговцем из лондонского Ист-Энда. На нем был изображен белый пони с пурпурным седлом.