Король Парижа

   — А к чему мне это делать? — спросил Дюма. — Кто станет оспаривать у моего сына его фамилию! Взгляни на него. Никогда ещё человек не был лучше воспроизведён в миниатюре, чем я в Александре! Но девочка — дело другое: она нуждается в защите.

   — Значит, ты отказываешься? — вскричала Катрин, щёки у которой запылали.

   — Успокойся, дорогая моя Катрин. Ни от чего я не отказываюсь. Заходи, и всем выправят надлежащие бумаги.

   — Хорошо, ну а как быть с моим домом? — спросила Катрин, прежде чем войти к нотариусу. — Проценты с ипотеки не выплачены, и всё имущество будет арестовано.

   — Я этим займусь, — успокоил её Дюма. — Не изводи себя из-за этого.

Долгий опыт научил Катрин, что если Дюма говорит: «Не изводи себя», значит, пришла пора мучений. Но лишь в ту секунду, когда нотариус протянул ей перо, чтобы подписать документ, Катрин задала себе вопрос, права ли она, делая это.

Всякий раз, когда Дюма добивался её подписи, это оборачивалось какой-нибудь потерей. К Катрин приходили люди, чтобы забрать её каминные часы, ковёр, а теперь и дом. Что ещё они у неё отнимут?

   — Я боюсь, — прошептала она.

   — Но для боязни нет никакого повода, — возразил нотариус. — Разве не к выгоде вашего сына иметь возможность законно носить фамилию отца, пусть даже он и не будет пользоваться всеми правами, если господин Дюма не женится на вас?

   — Я согласна, — покорно ответила Катрин и поставила свою подпись.

Дюма тоже подписал бумагу, выведя своим каллиграфическим почерком красивый росчерк; потом, подняв сына высоко в воздух, он объявил:

   — Дамы и господа, позвольте представить вам Александра Дюма, будущего маркиза Дави де ля Пайетри! Всегда помни, сын мой, что ты потомок рыцарей ордена Святого Духа, который учредил король Генрих Третий, внук самого отважного из генералов Наполеона и сын лучшего драматурга Франции! Будь достоин своих предков!

Когда он поставил Александра на пол, лицо мальчика светилось гордостью.

   — Какой девиз у нашей семьи? — спросил его Дюма.

   — Любовью за любовь.

   — Тогда живо поцелуй меня!

И отец с сыном расцеловались.

Однако опасения Катрин оправдались. Через несколько месяцев двое мужчин опять явились к ней, но на сей раз они пришли забирать не картины или дом: они хотели отнять у неё сына. Дюма решил отправить Александра в пансион.

Бледная и трепещущая от страха, Катрин попросила:

   — Подождите, я пойду его поищу.

Потом она выбежала в сад, где играл Александр, и шепнула ему:

   — Спрячься скорее. И домой возвращайся, когда совсем стемнеет.

   — Почему? — спросил он.

   — Эти люди хотят отвести тебя к бабушке. Неужели ты хочешь жить с ней?

Придя в ужас, мальчик убежал в глубь сада и залез на дерево, что нависало над стеной соседнего дома.

   — Я не смогла его отыскать, — пожаловалась Катрин визитёрам.

Они недолго подождали и ушли.

Сразу после их ухода Катрин помчалась в Париж и пришла к нотариусу, составлявшему подписанный ею документ.

   — Он хочет забрать у меня сына, — заявила она.

   — Естественно, — ответил нотариус. — Разве это не во благо вашему ребёнку?

   — Нет! Сегодня отец будет пичкать его сладостями, а завтра забудет накормить. Он не способен воспитывать ребёнка.

   — С этим вы бессильны что-либо поделать, мадам; закон на стороне отца.

   — Я должна была бы солгать и отрицать, что он его отец.

   — Это всё равно вам не помогло бы. С точки зрения закона этот ребёнок вам не принадлежит.

Катрин, получившая глубокую душевную рану, поспешила вернуться в Пасси. Голодный и продрогший Александр по-прежнему прятался в саду.

   — Бабушка ушла? — спросил он.

   — Она бросила на твои поиски полицейских. Нам придётся день и ночь скрываться от них.

   — Что мы должны делать?

   — Ты спрячешься. Не будешь выходить из моей комнаты, будешь спать у моей кровати; я постелю тебе на полу матрац.

Охваченная паникой, Катрин ночью решила бежать вместе с сыном и принялась увязывать узлы, хотя и понимала, что замысел этот безрассудный; ведь денег у неё не было, а весь их багаж уместился бы в одной корзине.

В разгар этих торопливых сборов в дверь постучали. Александр забился под кровать матери; сердце у него бешено колотилось, когда он слышал, как под тяжёлыми шагами скрипят половицы, и видел, как то приближается, то отдаляется свет свечи. В конце концов свет проник и под кровать; Александр вскрикнул. Мать тоже закричала; мужская рука схватила его и вытащила из укрытия.

Мать обняла его и, всхлипывая, прошептала:

   — Александр, мальчик мой!

И он почувствовал, как к его лицу прижалось мокрое от слёз материнское лицо.

Александра вырвали из объятий Катрин; кто-то вынес мальчика на улицу; на него повеяло прохладой ночного воздуха, а уже через минуту он сидел в карете, накрытый тяжёлым пледом, и слышал приглушённые, горестные возгласы матери.

Когда явился Дюма, Катрин находилась в окружении соседок, которые успокаивали её с помощью холодных компрессов и английской соли.

   — Уходи! Уходи! — закричала она.

Но Дюма выгнал предупредительных соседок, захлопнув за ними дверь.

   — Полно, Катрин, будь благоразумна!

   — Я не хочу быть благоразумной! Мне нужен мой ребёнок.