Король Парижа

Столь же спартанским образом воспитанников кормили: горячее подавали только в обед, во время которого ученикам разрешалось сидеть за столом; обед состоял из густого овощного супа, куска мяса и пирожного или фруктов на десерт. Утром ограничивались куском хлеба и кружкой молока; вечером — хлебом с сыром; ели мальчики стоя, и часто хлеб служил метательным снарядом, особенно кусок Александра, который у него вырывали товарищи: они метали его друг в друга, словно камень, и чаще всего отдавали хлеб Дюма-сыну лишь после того, как тот уже побывал в грязной луже.

Главарём мучителей был некто Андре, с первого дня ополчившийся против Александра. Он весил вдвое больше Александра, который не мог надеяться одержать над ним верх в схватке; тем не менее Александр смело на него набрасывался, чувствуя, что любой ценой обязан защитить честь имени Дюма или погибнуть.

Ибо фамилию его отца в коллеже беспрестанно склоняли и высмеивали. В частности, этот Андре приносил в коллеж карикатуру, на которой Дюма-отец был изображён в виде обезьяны, вырезающей целые страницы из томов Шиллера, Гете, Виктора Гюго и вклеивающей их в книгу Александра Дюма. Андре незаметно прикреплял её на спину маленькому Александру. Тот обнаруживал карикатуру благодаря громкому смеху товарищей и испытывал такое сильное унижение, что лишался сна, ломая голову над тем, как найти способ отомстить за себя и за отца.

Но Дюма-отец, кого успехи в театре прославили во всём цивилизованном мире, даже не догадывался, какие мучения претерпевает его сын. Он ни на миг не задумывался, как его образ жизни отражается на несчастном ребёнке. Ибо мальчик не только слышал споры о том, является ли его отец истинным автором своих пьес; в присутствии Александра люди говорили о любовной жизни, финансовых делах Дюма-отца, а главное — о делах чести, то есть дуэлях, бывших притчей во языцех всего Парижа. На сей счёт поговаривали, будто это ненастоящие дуэли, а сценарии, предназначенные служить Дюма-отцу рекламой, что они устраиваются в сговоре с актёрами, которые всегда готовы ему услужить. В одной из таких инсценированных дуэлей условились стрелять в землю, но пуля рикошетом попала в икру Дюма, который, ко всеобщей радости, какое-то время ходил на костылях.

В другой раз Дюма дрался на дуэли, но не с актёром, а с критиком и известным романистом Жюлем Жаненом. На премьере «Воспитанниц Сен-Сирского дома» (любимая пьеса королевы Виктории) Жанен смеялся до колик в животе и, зайдя в ложу Дюма, поздравил его в таких выражениях:

— Если на три часа я смог забыть о подагре, терзающей мне пальцы ног, то я знаю, что видел великую комедию.

Однако на следующий день Дюма прочёл в газете самую разгромную критику, какой когда-либо подвергался, и статья была написана Жюлем Жаненом. В начале книги мы уже рассказали, почему не состоялась дуэль и почему, боясь убить друг друга, Дюма и Жанен в конце концов обнялись со слезами на глазах.

Второй бескровной дуэлью была дуэль Дюма с Фредериком Гайарде по поводу «Нельской башни». Пьеса была поставлена в Париже с оглушительным успехом; вместо фамилии автора на афише значилось «***», но все знали, что под этим «***» прятался Дюма. Однако совершенно никому не известный молодой человек Гайарде объявил, что «***» — это он, и потребовал, чтобы на афише фигурировала его фамилия.

Директор театра отказался, сославшись на то, что рукопись Гайарде лишь послужила исходным материалом для создания совершенно новой пьесы. Гайарде обратился в суд, предъявил документы и контракты; на процессе он добился лишь того, что его фамилию внесли в афишу; Дюма сумел доказать, что он полностью переработал первоначальный вариант пьесы и был признан автором большей части окончательного текста.

Гайарде подал апелляцию и снова выиграл процесс; на афише пришлось поставить: «Гайарде и «***».

Гайарде выиграл шесть процессов, подряд, и парижское общественное мнение начало склоняться на его сторону, когда он опрометчиво написал вторую пьесу «Струэнзе», которая провалилась; третья его пьеса «Преступление из-за любви» потерпела ещё более жалкий провал.

После этого общественное мнение раскололось. Гайарде и Дюма продолжали судиться и вели в газетах словесные баталии, что в конце концов и привело к дуэли. Дюма предложил драться на шпагах, заявив, что даже Гайарде, пользующийся репутацией плохого стрелка, случайно может его убить. Честь самого Дюма будет удовлетворена тем, если лёгкое ранение заставит Гайарде пролить немного крови.

Гайарде настаивал на пистолетах, мотивируя это тем, что ни разу в жизни не держал в руках шпагу.

Когда рано утром противники и секунданты явились в Сен-Мандэ, все увидели Гайарде, одетого с ног до головы в чёрное.

Но хорошо известно, что чёрный цвет представляет собой трудную мишень, поскольку глаз на этом фоне не находит точки, куда целиться. Дюма не принял никаких мер предосторожности; он был в белой рубашке и бежевых брюках. У Гайарде было явное преимущество.

Вдруг Дюма (он сам рассказывает об этом в своих «Воспоминаниях») заметил, что Гайарде забыл вынуть из одного уха шарик ваты.