Король Теней

Он был шокирован собственными мыслями. Неужели он увидел в местной швее ту хорошенькую девушку, которую привел к гибели много лет назад?

— Мой пиджак, — сказал он, указывая на три недостающие пуговицы. Конечно, она не понимала его языка, но испорченная вещь говорила сама за себя. Апаулина встала и подошла к нему, а ДеКей, к собственному изумлению, отметил, что делает шаг назад. Женщина тоже остановилась, слабо улыбнувшись: похоже, ее несколько позабавило его поведение. Действительно ли ее глаза бегло осмотрели маску? Кажется, да, но без осуждения.

Апаулина взяла пиджак. ДеКей вытащил из кармана три пуговицы и серебряную расческу для волос, протянув все ей. Она снова улыбнулась — на этот раз шире — и кивнула. В ее глазах появился блеск, когда она взяла расческу, и этот блеск снова напомнил ему ту, другую. Затем Апаулина бегло осмотрела пиджак и сказала что-то, но слишком тихо, чтобы это можно было разобрать. ДеКей распознал смесь французского и итальянского языков. Он кивнул, предполагая, что она поняла его замысел: починка пиджака в обмен на расческу.

С досадой ДеКей понял, что ему нет смысла более оставаться здесь: судя по переполненной корзине с вещами рядом с рабочим столом, у Апаулины было много работы. Не было никакой возможности спросить у нее, сколько займет ремонт… да и какая ему польза от этого пиджака на таком жарком острове?

ДеКей слегка поклонился ей, повернулся, чтобы выйти и снова увидел рядом с собой девочку. Повинуясь внезапному порыву, он протянул руку, чтобы коснуться ее головы, проходя мимо, и вдруг услышал:

— Ее…

ДеКей замер, как вкопанный и обернулся к женщине. Она все еще стояла на прежнем месте с кремовым пиджаком, перекинутым через руку, и серебряной расческой в руке. Она хмурилась, ее губы шевелились, будто ей с большим трудом удавалось правильно произнести нечто на непривычном языке.

— Зовут… — И снова усилие и очевидная концентрация. Слово прозвучало как «звуууттт».

Английский! — ДеКей вздрогнул. Эта женщина знает…

— Таури, — было следующее слово, после чего повисла тишина.

ДеКей и сам заговорил не без труда:

— Вы… можете говорить на моем языке?

Она покачала головой, показывая, что не понимает.

— Английский, — снова попытался ДеКей. — Вы говорите по-английски?

— О! — протянула Апаулина с понимающей улыбкой. — Ангалицки!

— Боже! — выпалил ДеКей. — Как это возможно?

Она снова нахмурилась и покачала головой.

ДеКей указал на свой рот.

— Английский. — Затем он сделал движение рукой открытой ладонью вверх, как бы задавая вопрос.

Апаулине потребовалось мгновение, чтобы понять, и она снова заговорила с заметным усилием:

— Да, — выдавила она. — Говорить на это. Немного.

— Немного — это уже достаточно хорошо! — Он увидел непонимание на ее лице и понял, что должен говорить как можно медленнее. — Немного, — повторил он, и она кивнула. — Кто вас научил? — спросил он, а затем снова попытался упростить в ответ на ее пустой взгляд. — Английский. Кто на нем говорит?

Блеск в глазах Апаулины сообщил ему, что он добился успеха. По крайней мере, в этой маленькой фразе.

— Старый отец, — ответила она.

— Где он?

— Эээээ, — протянула она, очевидно, формулируя более-менее разумный ответ. — Здесь нет. Я говорить… исчез. — И тут же исправилась: — Умереть.

— Он обучил вас?

— Обучить? Ой… учить меня, да. Немного.

Это откровение озадачило ДеКея. Старый отец. Может, дедушка? Кем бы он ни был, он достаточно хорошо знал английский, чтобы обучить свою внучку. Но откуда этот человек знал язык? И снова все вернулось к вопросу о том, как король Фавор и Фрателло так быстро и свободно овладели английским.

— Ваш старый отец родился здесь или где-то еще?

Она покачала головой, не в силах понять.

— Вы родились здесь? — снова попробовал ДеКей. — На Голгофе?

— Голгофа, — ответила Апаулина. — Здесь.

Он не знал, полностью ли она поняла, о чем он пытается спросить, но, глядя на нее в солнечном свете, льющемся из окон за его спиной, он снова был поражен тем, как она напоминает ему ту, другую… как она могла бы выглядеть, если б действительно пережила это испытание. Выжила ли она? Он понятия не имел и не позволял этим мыслям вторгаться в свою память много лет. Теперь эти воспоминания казались такими свежими, что напомнили ему незаживающую рану. А здесь, рядом с этой женщиной рана становилась все глубже и болезненнее с каждым ударом сердца.

Пришло время отступить, ибо то, что однажды было утрачено, не вернуть снова. Эта Апаулина — не Дженни. Безусловно, сейчас ДеКей был в другом мире, где Дженни больше нет. Пора было уходить.

— Не говорить англицки, — сказала Апаулина, — долго. Сильно долго.

Она коснулась игриво приподнятого уголка своих губ — таких же, как у Дженни, — как бы, извиняясь за недоразумение.

ДеКей кивнул. Он взглянул на Таури, которая пристально наблюдала за ним, а затем снова на женщину.

— Я приду за своим пиджаком через несколько дней, — сказал он, зная, что она не поймет. Но ему жизненно необходимо было закончить эту встречу.

Он повернулся, чтобы уйти, но…

— S'il vous plait, attendez![35]