– А вот мы его сейчас разбудим! – озорно кричит Королев. – За мной!
И вся ватага несется к гигантской нише, внутри которой сидит величественный, похожий на Деда Мороза, на заграничного, не нашего Деда Мороза, Барбаросса, карабкается по фигуре, облепляя грозного государя как лилипуты Гулливера, а самый смелый уже сидит в короне на барбароссовой голове.
«Господи, если бы он всегда был таким...» – думает Ляля, глядя на Сергея, стоящего на плече Барбароссы...
Грустно, муторно ей в Германии. Все другие жены ей «сочувствуют», и это невыносимо. Всякие ее попытки пресекать разговоры и «не понимать» намеки ни к чему не приводили: ее продолжали «жалеть». Она решила, что уедет, как только отыщет предлог для отъезда...
В конце августа, сославшись на то, что Наташе нельзя опаздывать в школу, она уехала с дочерью в Москву.
Немцы презирали французов. Сама мысль о том, что французы – победители Германии, казалась им кощунственной и глупой. Англичан они не любили. Англичане «слишком много их бомбили, чтобы немцы их любили», – как срифмовал Победоносцев. Англичане не пускали немцев в свои рестораны и всячески, где могли, интеллигентно их унижали. Русских немцы боялись. Боялись мести. Увидев, что им не мстят, вообще ничего не поняли. Потом бояться вроде бы перестали, но не уважали за неаккуратность, презрение к комфорту, даже за то, что их не грабят: настоящий победитель должен грабить. Американцы были наиболее подходящими оккупантами. Злости в них не было: Америку не бомбили, с ними не воевали, ведь, в конце концов, это США объявили войну Германии, а не Германия США. При всем своем шумном беспардонстве американцы были деловиты и расчетливы, и это объединяло их с немцами. Получалось, если подумать, что лучше всего сдаваться американцам. И если возникала возможность выбора, им немцы и сдавались.
Специалисты, которые работали в институте РАБЕ и потом, когда РАБЕ стало частью «Нордхаузена», никаких секретов русским не открывали. И даже не для того нужны были немцы, чтобы освоить опыт в ракетостроении, – и без них его бы освоили, а для того, чтобы сделать это быстрее. От них требовалось только одно: помочь поскорее разобраться в документах, в технологических картах, в режимах предстартовой подготовки, в последовательности операций во время самого старта, в методиках отслеживания летящей ракеты и во многих других вещах, в которых, конечно, и сами бы мы разобрались в конце концов, но времени на это потратили бы больше.
Дело это было добровольное, немцев поначалу не принуждали, не мобилизовывали, а только уговаривали. Сотрудничество с бывшим противником не рассматривалось в их среде как предательство. Другое дело, с каким из противников выгоднее сотрудничать. А так, что же – они сопротивлялись врагу до той минуты, пока Кейтель не подписал Акт о безоговорочной капитуляции. Но раз Акт подписан и капитуляция безоговорочная, как же можно сопротивляться?! Befel ist Befel107
.В общем, мы здесь вторгаемся в сложные сферы чисто национальной психологии, не всегда нам понятной, но в то время для нас выгодной. Бдительные ребята Ивана Александровича Серова находились, безусловно, в плену устаревших стереотипов, когда искали следы саботажа, вредительства, подпольных центров сопротивления. Ничего они не нашли и, хотя им очень этого не хотелось, вынуждены были в конце концов признать, что немецкие партизаны – это миф. Может быть, и были среди немцев «вредители» – мальчишки из «Гитлерюгенд» или обложенные красными флажками, как волки в лесу, головорезы из СС, но того, что мы привыкли понимать под сопротивлением – народной войны на оккупированной противником территории, – не было. Бдительные ребята, разумеется, об этом помалкивали, поскольку сразу напрашивался вопрос: а зачем они вообще тут, коли есть армейский СМЕРШ, и не лучше ли было показать свое умение где-нибудь в Западной Украине? Но лезть под бандеровские пули бдительным ребятам не хотелось, поэтому для них был большой праздник, когда удавалось отловить какого-нибудь нациста в таком чине, что его не стыдно было отлавливать. Однако крупные и даже просто убежденные нацисты попадались не так часто. Черток, когда набирал людей в РАБЕ, напоролся однажды на ортодокса, который, дерзко глядя ему в глаза, заявил:
– Я на русских работать не буду! Можете меня расстрелять!
– Да не работайте, – устало ответил Борис Евсеевич. – Ваше дело. Однако хочу отметить, что – он назвал несколько фамилий – работают у нас и довольны. Они получают приличные деньги, хороший паек...
Ортодокс задумался. Расстреливать его никто не хотел, пафос выглядел глуповато, и среди своих моральной поддержки он тоже не находил, а есть хотелось. В конце концов, согласился и работал хорошо. Потому что если тебе платят хорошие деньги, надо работать хорошо – это тоже из области национальной психологии, к сожалению, нам тоже не всегда понятной.