Королева морей

Стрелы минаретов взметнулись ввысь, курчавые купы зелени, хотя уже поблекшей и запыленной, оживляли и без того нарядный облик города. Таким Асия и запомнила его в лучах предвечернего солнца, когда их караван ступил под своды древних ворот города.

Слуга давно предупредил сына Абу-Мулайла и теперь он, Шахаб ибн Фуад, ехал на красивом аргамаке рядом с нарядной повозкой отца. В другом возке ехала Асия, украдкой поглядывая на молодого родственника через занавески окошка.

Дом Абу-Мулайла в Ширазе был небольшой и андарун, то есть женская его половина, выглядел довольно бедно. И слуг было мало, что даже устраивало Асию. Она не могла привыкнуть к их суете, и они ее раздражали. Хотелось все сделать самой, но удавалось это редко.

С Абу-Мулайлом они говорили только несколько раз за все время пути, и сейчас она ждала визита. Однако купец всецело был занят делами с сыном. Шахаб был строен, глазаст. Курчавые волосы, сросшиеся на переносице брови и длинные пальцы рук украшали его. Стройный молодой мужчина, которому недавно исполнилось двадцать три года, не утруждал себя трудами, и теперь отец пытался в короткий срок наладить дела, расстроенные молодым отпрыском. Он был девятым ребенком купца от последней жены-сирийки и, несмотря на посредственные успехи в торговых делах, пользовался особым доверием отца. И теперь, вникая в массу промахов сына, Абу-Мулайл сопел недовольно, но голоса не повышал, стараясь не раздражать своего любимца.

Остальные четверо сыновей вели дела на огромной территории в разных странах, и отец изредка посещал их, требуя отчета строго и придирчиво. Видимо поэтому Шахаба не любили и, чувствуя такое отношение к себе братьев, он, в отличие от них, вел свободный образ жизни. До сих пор не обзавелся женами и предпочитал временные связи, не обременяя себя семейными узами и заботами. Он пользовался успехом у женщин, знал об этом и частенько занимался самолюбованием, проводя много времени в веселых забавах с друзьями, которых у него было множество.

И вот теперь Абу-Мулайлу предстояло провести в Ширазе две недели. Асия почти каждый день отправлялась в город в носилках или возке, сопровождаемая слугами. Ее оглушал и восторгал шум и гвалт площадей, краски базаров, выезды знати и правителя, рангом чуть ниже чем в Тебризе, но все же сына шахиншаха, средоточия Вселенной.

Абу-Мулайл приказал говорить с молодой женой только по-арабски, и все слуги выполняли приказ, зля и раздражая Асию. Она ничего не понимала, но делать было нечего. Пришлось учить язык, и за время пути она кое-как овладевала премудростями этого говора.

— Я истинный араб, и все мои люди должны говорить на моем языке, — сказал ей Абу-Мулайл. — Учись, дочь моя, и тебе откроются все прелести этого мудрого древнего языка, на котором говорил сам пророк.

Асия молча кивнула, улыбнулась и ласково, робко склонилась к груди мужа.

— Буду стараться, господин мой и повелитель, — сказала она, пытаясь подражать витиеватому слогу восточного разговора.

— Никто не знает нашей тайны, и мне даже жутковато становится от этого, поэтому прошу тебя ничем не выдавать ее. Чувствую что-то неладное у себя внутри. Наверное, старость моя торопится. Этого тоже говорить никому не следует, Асия, дочь моя.

— Вы наговариваете на себя, господин мой.

— Нет, Асия, не наговариваю. Все так, как я сказал. А ты будь поосторожней с моим непутевым Шахабом. Хоть и люблю его без меры, однако доверия к нему у меня нет. Человек он не совсем надежный. Боюсь, не удержит в руках дело моей жизни.

— Зачем так мрачно, господин? Все будет хорошо.

— Сейчас я часто об этом молю, дочь моя, но молитвы мои возносятся к небу и о тебе, Асия. Считаю своим долгом оставить тебя самостоятельной и независимой. И пусть свершится воля Всевышнего.

Этот разговор спугнул безмятежность Асии. Она стала задумываться над своим будущим, которое никак не налаживалось. Вот и теперь, несмотря на богатство и честь, выпавшие на ее долю, оно могло лопнуть со смертью Абу-Мулайла. А он старел на глазах, его точила какая-то болезнь, оставляя на лице уже заметный след.

А молодость продолжала преподносить ей свои сюрпризы. Она заметила, что Шахаб все чаще посматривает в ее сторону, и вскоре невольно стала ждать этих взглядов, жарких, притягательных, волнующих. С волнением она замечала во дворе его статную легкую фигуру, облаченную в отличные наряды.

Однажды служанка как бы невзначай бросила:

— Асия-ханум, а наш молодой господин сильно встревожен появлением в доме молодой женщины.

— И что из этого? — спросила с наигранным спокойствием и равнодушием Асия, а сама вся превратилась в слух.

— Да я так просто, ханум. Просто уж очень пригож наш молодой господин.

— Болтаешь без меры, Сафа! Мне это не нравится.

— Что вы, ханум! Просто у нас все очень любят молодого господина.