Королева Виктория

Офицеры «Плутона» организовали на корабле банкет для своих британских соперников. И королева очень надеялась, что после этих совместных возлияний «ненависти к коварным англичанам поубавится». А король, долгое время проживший в Англии в изгнании, уверял, что у самого у него «любовь к англичанам в крови». Он доказал это, преподнеся Виктории в дар два великолепных гобелена: «Охота на Калидонского вепря» и «Смерть Мелеагра»[36]

. В свое время они были заказаны Наполеоном для Мальмезона, и на их изготовление потребовалось тридцать лет, отныне они будут украшать дубовую столовую Виндзорского дворца.

Королева громко смеялась над буффонадами комика Арналя, нарядившегося дьяволом с огромной деревянной саблей. Она хохотала, сидя за столом с принцем де Жуанвилем, Монпансье и Луи Филиппом. А принц Альберт в это время наблюдал за маневрами. Он посещал казармы, инспектировал солдатские спальни и даже пробовал хлеб и суп, который ели солдаты. И был удостоен ордена Почетного легиона высшей степени. А в среду была такая хорошая погода, что он вместе с герцогом Омалем отправился в Трепор купаться.

Гизо обсудил с лордом Абердином ситуацию на Таити, в Греции, в России и на Востоке в целом. Министры с большим уважением относились друг к другу. Гизо был протестантом. Абердин, блестящий интеллектуал, в свое время преподавал в Парижском университете, где специально для него, а ему тогда было всего двадцать пять лет, была создана кафедра современной истории. Свою младшую дочь он назвал Франс. Они во всем или почти во всем сходились во мнениях. «Есть два вопроса, по которым наша страна не собирается менять свою позицию, и здесь у меня связаны руки, как бы я к этому ни относился: это касается работорговли и пропаганды протестантизма», — признавался Гизо. Эти переговоры он продолжил с Викторией: «Вчера она приняла меня. Первым ко мне вышел принц Альберт. Королева одевалась на прогулку. Беседа и с тем и с другой была в высшей степени благопристойной и ничего не значащей, королева очень милостиво разговаривала со мной, я бы даже сказал — ласково. Она много говорила о королевской семье, которая конечно же ей очень понравилась и с которой ей было очень интересно. Я сказал ей, что только что получил письмо от Дюшателя, выражавшего сожаление, что она не приедет в Париж, где ей был бы обеспечен великолепный, блестящий прием. Услышав это, она покраснела от удовольствия. Мне это понравилось. Единственными словами, имевшими какое-то значение, были: “Надеюсь, что моя поездка сослужит добрую службу”».

Прошло пять дней, погода по-прежнему стояла превосходная. Но перед замком уже чеканили шаг полки на прощальном параде в честь высоких гостей. Альберт раздал слугам тысячу фунтов стерлингов в качестве чаевых. На большой лодке короля, обеих королев и всех принцесс доставили на королевскую яхту. Принцы следовали за ними на ялике. Обе эскадры были празднично расцвечены флагами. Под залпы пушек оба семейства расцеловались и пообещали друг другу вот так же встречаться каждый год. Принц де Жуанвиль на своем «Плутоне» проводил «Викторию и Альберта» до Брайтона.

Виктория встретилась со своими детьми в Китайском павильоне. Она провела там с ними четыре дня. А 12 сентября отбыла в Остенде. Несмотря на волнение на море, королева прекрасно себя чувствовала: «Она от души смеялась, когда у принца Альберта, затем у лорда Ливерпуля и наконец у лорда Абердина началась жестокая морская болезнь, и они, почувствовав очередной приступ тошноты, поспешно убегали к себе». В конце лета 1843 года расцветшая Виктория словно подхватила вирус странствий.

Поездка по Бельгии продлилась шесть дней, в течение которых счастливая и довольная королева посетила Брюгге, Гент, Брюссель и Антверпен, переезжая из города в город в коляске бок о бок с Леопольдом. Ее вышедшие из моды туалеты послужили поводом для пересудов. «Во время своего пребывания в Генте она выглядела просто ужасающе, ее шляпки скорее подошли бы семидесятилетней старухе, а из-под платья из кисеи у нее выглядывала нижняя юбка розового цвета», — сокрушалась, сгорая от стыда, леди Каннинг. Но бельгийцам Виктория понравилась. В течение нескольких дней она вносила разнообразие в жизнь двора короля Леопольда, обычно такую же тоскливую, как в каком-нибудь монастыре. В Брюсселе в толпе, собравшейся на улице Руаяль, оказалась Шарлотта Бронте, преподававшая в это время в пансионе Гегера. Острый взгляд создательницы «Джен Эйр» остановился на Виктории и проводил ее, когда она проезжала мимо в коляске, запряженной шестеркой лошадей, в окружении эскорта солдат: «Она смеялась и оживленно разговаривала. Маленькая, крепенькая, живая, очень скромно одетая, она не производила впечатление человека, относящегося к себе излишне серьезно».