— Нет, — сказала Эмма, — Я думаю, что понимаю. Ты имеешь в виду, что та часть тебя, которая чувствует, также является частью тебя, которая порождает многое.
— Говорят, что фейри крадут человеческих детей, потому что они сами не могут творить искусство или музыку. Как и колдуны или вампиры. Для создания искусства нужна смертность. Знание о смерти, о конечности бытия. Внутри нас есть огонь, Эмма, и когда он пылает, он обжигает нас, и жжение причиняет боль, но без его света я не вижу, как рисовать.
— Тогда рисуй сейчас, — сказала она охрипшим голосом. Она сунула несколько карандашей в его открытую руку и начала отворачиваться.
— Я сожалею, — сказал он снова. — Мне не следовало обременять тебя.
— Ты не обременяешь меня, — сказала она, все еще отвернувшись. — Ты напоминаешь мне, почему я люблю тебя.
От этих слов у него сжалось сердце, пронзенное болезненной радостью.
— Но ты все еще не прощен, — добавила она и подошла к шкафу. Он оставил ее одну рыться в парах носков и туфель, в поисках чего-нибудь, что могло бы подойти. Он хотел поговорить с ней — разговаривать с ней бесконечно, обо всем — но это должно быть на ее усмотрение. Не его.
Вместо этого он прислонил карандаш к бумаге и дал волю своему воображению, позволил образам, которые восстали внутри него и захватили его мозг, вытекать серебром Аликанте, Благой зеленью, Неблагим черным и кроваво-красным. Он изобразил Короля на своем троне, бледного, могущественного и несчастного. Он нарисовал Аннабель, держащую Эша за руку. Он изобразил Эмму с Кортаной в окружении шипов. Он нарисовал Друзиллу, всю в черном, убийственные вороны кружили позади нее.
Он ощущал, что Эмма прилегла рядом с ним и с любопытством наблюдала за ним, положив голову рукой. Она была в полусонном состоянии, губы приоткрыты, когда дверь снова распахнулась. Джулиан развернул альбом.
— Слушай, Кэмерон…
Но это был не Кэмерон. Это была Ливви.
Она сняла пояс с боеприпасами, но в остальном выглядела почти так же. В ярком свете спальни Джулиан мог видеть синяки под ее глазами.
— Кэмерон сказал, что ты попросил альбом и карандаши, — сказала она почти шепотом.
Джулиан не шевелился. Он наполовину чувствовал, что всякое движение может спугнуть ее, как будто он пытается заманить боязливое лесное создание ближе. — Хочешь посмотреть? — Джулиан протянул блокнот; она взяла его и пролистала, медленно, а затем быстрее. Эмма теперь бодрствовала, сжимая одну из подушек.
Ливви сунула блокнот обратно Джулиану. Она смотрела вниз; он не мог видеть ее лица, только две грани темных ресниц. Он почувствовал приступ разочарования. Она мне не верит; картины не имеют для нее значения. Я для нее не имею значения.
— Никто не рисует, как мой брат, — сказала она, глубоко вздохнув и медленно выдохнув. Она подняла голову и посмотрела прямо на Джулиана с неким недоумением, наполовину обиженно, наполовину с надеждой. — Кроме тебя.
— Ты помнишь, когда я пытался научить тебя рисовать, когда тебе было девять? — спросил Джулиан. — И ты поломала все мои карандаши?
Что-то похожее на улыбку коснулось края рта Ливви. На мгновение она была привычной Ливви, несмотря на шрамы и черную кожу. Секунду спустя, будто маска появилась на ее лице, и она была совсем другой Ливией, лидером повстанцев, воином в шрамах.
— Вам больше не нужно пытаться меня убедить, — сказала она. Она отвернулась, ее движения точные и военные. — Заканчивайте с приведением себя в порядок. Я встречусь с вами двумя в главном офисе через час.
* * *
— Мы никогда не встречались в этом мире? — Сказала Эмма. — Знаешь, мы с тобой.
Кэмерон чуть не упал вниз на несколько металлических ступенек. Они находились в лабиринте лестниц и мостиков, которые перекрещивались внутри здания Брэдбери.
— Конечно нет!
Эмма почувствовала, что слегка уязвлена. Она знала, что это пустяки, но иногда ты хочешь сосредоточиться на чем-то банальном, чтобы отвлечься от апокалипсиса. Кэмерон в ее мире был фактически ошеломляюще предан, всегда возвращался после того, как они расставались, посылал любовные записки и цветы, и картинки грустной ламы.
— Ты всегда была с Джулианом, — добавил Кэмерон. — Разве вы не вместе в твоем мире?
— Я прямо здесь, — сказал Джулиан обманчиво мягким тоном, что означало, что он раздражен.
— Я имею в виду, да, — сказала Эмма. — Во всяком случае, мы то сходились, то расходились. Временами удачно, временами неудачно. Мы с тобой недолго встречались, вот и все.
— У нас на самом деле нет времени для подобной личной драмы здесь, — сказал Кэмерон. — Трудно сосредоточиться на своей личной жизни, когда гигантские пауки преследуют тебя.
Кэмерон был довольно забавным здесь, подумала Эмма. Если бы он был таким забавным дома, их отношения могли бы продлиться дольше.
— Когда ты говоришь это, на сколько «гигантские» конкретно? — спросила она. — Больше мусорных баков?
— Дети нет, но остальные… — сказал Кэмерон с внушающей ужас улыбкой. — Мы пришли — заходите и не говорите Ливви, что мы встречались в вашем мире, потому что это странно.