На этом вопле она оборвала песню. У Жанны по всему телу бегали мурашки. Она достаточно хорошо знала испанский язык, чтобы не следить за смыслом отдельных слов, — она ясно увидела мрачную, странную, зловещую картину, которую нарисовала Анхела лицом и голосом. Это был, конечно, сон, и Жанна сама увидела этот сон. Она сама стояла на вершине голой, суровой горы и видела вокруг себя совершенно пустую, желтую землю. Все было неподвижно, именно как бывает во сне. И вдруг в небе появляется ястреб, он летит прямо к Жанне, он охвачен страхом, он забивается к ней под плащ… а за ним летит огромный орел, он яростно вырывает ястреба из-под ее плаща и когтями рвет с него перья, клювом дерет его мясо… Больше не происходило ничего — это-то и было самое страшное, Жанна тихонько отошла от портьер.
— Пойдем, Эльвира. Мне тоже не по себе…
У нее и раньше мелькала мысль — нет, не мысль, а скорее ощущение, не выраженное словами, — что дворец поражен тлением. И только сейчас, отойдя от портьер, она отчетливо подумала об этом, она произнесла про себя это слово: тление. Дворец отмирал. Его тишина была тишиной склепа. Жанна тряхнула головой. Нет, это вздор, пустые страхи. Все хорошо.
На другой день, отпустив Рифольяра и де Милье, она вызвала Анхелу.
— Мне сказали, что вы играете на гитаре, Анхела. Странно, почему я раньше не слышала этого. Вы споете мне, если я вас попрошу?
Анхела ответила: «Охотно, Ваше Величество», сделала улыбку, сделала реверанс и принесла гитару. Жанна сказала:
— Я не стесняю вас выбором, Анхела. Спойте, что хотите.
Анхела довольно долго перебирала струны, уходя в себя. Глаза ее раскрылись в пустоту, раскрылись губы — фрейлина исчезла, осталась испанка. Жанна даже вздрогнула, услышав ее низкий голос:
Когда она замолчала, Жанна покивала ей, не в силах говорить.
— Еще, еще пойте, — наконец прошептала она.
Анхела запела снова. Жанна была совершенно подавлена, очарована, околдована этой испанской манерой пения с резкими перепадами от полушепота до вопля. Она и прежде любила Анхелу, а теперь почувствовала к ней нечто вроде благоговения.
Анхела стала петь им каждый вечер. Жанна и Эльвира могли без конца слушать романс о сне Альды — он притягивал к себе всех троих. И еще Жанна полюбила майское вильянсико, все из света и тени: вот жаркий месяц май, соловей вторит жаворонку, влюбленные спешат служить своей любви, но не я…
Но не я устрашенный печалью, не я заточенный в тюрьму.
С бьющимся сердцем слушала Жанна мрачный голос испанки, сдержанно повествующей:
Затем следовал крик бессильного отчаяния:
И затем снова — глухая, мрачная, безнадежная молитва:
Эта последняя строчка падала, как удары деревянного колокола, бухающего при похоронах казненного преступника. Не было никакой надежды. Убил бедную птичку негодяй стрелок — покарай его Божий гнев. Но услышит ли Бог молитвы несчастного узника? Нет не услышит… Тюрьма. Клетка. Безнадежность.
— Анхела, неужели у вас нет веселых песен?
— Есть, Ваше Величество — Анхела послушно пыталась петь озорные любовные песенки, сами по себе прелестные но голос ее звучал фальшиво, неестествен но и вся она была какая-то ненастоящая — ни испанка ни фрейлина Жанна сама сказала:
— Не нужно, Анхелита. Как-нибудь потом.
Как-то вечером, уже лежа в постели, Жанна сказала Эльвире:
— Она поет так как будто видит свою смерть. Она воистину как тот узник Эльвира — а ты?
Эльвира обняла ее.
— У меня нет ничего своего. Я — твое второе «я», Жанета.
Наутро — это было двадцать шестого июня — Рифольяр доложил:
— Мои разведчики доносят, что лигеры со дня на день выйдут из Граана.
— Настала пора и коннетаблю прийти к нам, — сказала Жанна. — Я сама напишу ему.
Но кого послать? Адъютанты, и те начали разбегаться. Прелестный маркиз Магальхао бесследно исчез первым. Юный Адольф Викремасинг был послан в Венгрию и еще не вернулся. На остальных не хотелось даже смотреть.
Жанна решительно прошла на фрейлинскую половину.
— Анхела, — сказала она, — хотите вырваться из клетки?.. Я пошлю вас к Лианкару с важным письмом и надежным конвоем. Вернетесь вместе с его армией.
Анхела не сумела скрыть своей радости:
— Благодарю за честь, Ваше Величество! Клянусь, я довезу письмо и отдам в руки коннетаблю!
Порешили, что Анхела выедет в ночь, с тем чтобы приехать в замок Фтирт на заре. Жанна послала Анхелу переодеваться, а сама велела вызвать шефа телогреев, графа Криона.
— Ваше Величество, сержант Келем самый надежный, — сказал Крион, выслушав ее. — Это ветеран из самых первых, а взвод его на отличном счету.