Королевская аллея

Я избегала встреч с друзьями, совсем потеряла сон, мучилась удушьями. Лишь только выдавалась свободная минута, я в сопровождении госпожи Моншеврейль спешила в лес подышать свежим воздухом; иногда мне случалось выходить даже по ночам, чтобы развеять одолевавшие меня страхи. Я не сомневалась, что, если Король женится вторично, то новая королева, возможно, молодая и привлекательная, возьмет над ним власть, тем более, что брак их будет освящен церковью, я же смогу претендовать разве лишь на дружбу, которая мало что значит в сравнении с супружеским союзом; стоит прекрасной повелительнице вымолвить только одно слово, как меня ввергнут в опалу и прогонят; я была уверена, что не пройдет и года, как это случится. Если же, напротив, Король не женится и не заведет себе новых любовниц, Двор объяснит сию загадку лишь одним способом, а именно, раскроет тайну наших отношений, и тогда уж прощай, приличия! — меня обвинят в том, что я своими злостными происками мешаю браку, полезному для королевства, и начнут преследовать все подряд — и министры, и семья Короля, а, главное, церковь. И в один прекрасный день, когда Короля окончательно доймут упреки окружающих, а слишком яркие огни канделябров беспощадно высветят на моем лице все прожитые годы, он отошлет меня прочь, униженную и развенчанную.

Тщательно обдумав все это, я сочла, что лучше уехать самой, не ожидая изгнания, и решилась поговорить с Королем.

Беседа эта состоялась в конце августа, вечером, в моих покоях. Король недавно вернулся с охоты и готовился подробно изучить некий финансовый отчет, завершению коего помешала внезапная смерть господина Кольбера; он все чаще приносил ко мне какие-нибудь непрочитанные бумаги, утверждая, что ему легче работается в моем присутствии и восхищаясь тем, что я никогда не упрекала его, когда он предпочитал государственные занятия пустяшной болтовне.

Погоды стояли теплые и душные. Я чувствовала себя скверно, мне было страшно начать задуманный разговор. Взяв в руки книгу, я тотчас отложила ее, встала, чтобы поправить цветы в вазе, передвинула ширму, разорвала только что написанные мною письма, открыла, потом затворила окно, словом, металась по комнате, точно медведи госпожи де Монтеспан в салоне Меркурия. В конце концов, Король поднял голову от бумаг, внимательно поглядел на меня и добродушно промолвил: «Что с вами, Франсуаза, отчего вам нынче не сидится на месте?»

Я склонилась к его ногам в низком реверансе и, потупясь, сказала: «Сир, я умоляю Ваше Величество позволить мне уехать в Ментенон».

Он сжал мое лицо в ладонях и приподнял его, стараясь заглянуть мне в глаза.

— Что с вами? Вы больны? Вам что-то досаждает? Разумеется, я позволю вам удалиться на два-три дня. Однако…

— Сир, Ваше Величество не поняли: я желала бы покинуть Двор навсегда и поселиться в Ментеноне.

На лице Короля выразилось неподдельное изумление.

— Вполне ли вы понимаете, что говорите, сударыня?

— Осмелюсь сказать, что понимаю, Сир, — ответила я, опустив глаза. — Все вокруг только и говорят, что о втором браке Вашего Величества, и, если Король соблаговолит выслушать мой совет, я присоединяюсь к мнению ваших приближенных. Франции нужна королева, а вам — спутница жизни. Ваше Величество не в том возрасте и расположении, чтобы оставаться вдовцом. И португальская инфанта…

— О, прошу вас, оставьте заботу о португальской инфанте! Это вас совершенно не касается, — сухо возразил Король и добавил, уже мягче, — но кто сказал, что вы должны удалиться, даже если я женюсь вторично? Разве вы не ладили с покойной Королевой?

— Разумеется, ладила, Сир, но Королева, несомненно, обладавшая высокими душевными качествами, не могла, однако, похвастаться ни умом, ни привлекательностью, которые помогли бы ей удерживать при себе и развлекать Ваше Величество. Совсем другое дело — такая юная и очаровательная особа как португальская принцесса, которая сумеет осчастливить Ваше Величество всеми радостями идеального брачного союза. И я стану более не нужна, да, впрочем, и новой королеве может не понравиться наша дружба.

— Даже если я женюсь вновь, мадам, я отвечаю за доброе отношение королевы к вам.

— О, королева, быть может, и согласится терпеть меня, если вы будете настаивать на этом. Но я сама не захочу более вашей дружбы на таких условиях. Я не стала отнимать вас у покойной королевы, напротив, вернула вас любящей супруге. Теперь же, если я попытаюсь сохранить нашу дружбу, дело будет обстоять совсем иначе. Я буду грешницей перед Богом, мешающей Вашему Величеству всецело отдаться новому брачному союзу, более того, побуждающей Короля вступить в этот союз с мыслью осквернить священные брачные узы изменою!

Король терпеливо слушал меня, но под конец начал проявлять некоторое раздражение.

— Вы огорчили меня, мадам, — сказал он. — Я полагал, что вы питаете ко мне более прочные дружеские чувства.

— О, я питаю к Вашему Величеству чувства куда более нежные, чем дружба, и именно это придает мне решимости расстаться.

— И все-таки, скажите, Франсуаза, к чему вы стремитесь?