Королевская кровь 2

завоевывать доверие и уважение коллег.

Олег Николаевич предложил мне место старшей медсестры, но работа старшей – это в

большей степени работа административная и хозяйственная, бумажки, ответственность за

персонал. А я хотела помогать при операциях. Поэтому отказалась.

Зигфрид перенес меня к кабинету главврача, и сидящая у кабинета секретарь охнула и

прижала руки к сердцу, наблюдая, как я выхожу из Зеркала. И я сразу отметила, что нужно

как-то решить вопрос с тем, как добираться до работы. Не в сестринскую же прокладывать

Зеркало, а пустующее помещение в госпитале, где постоянно не хватало места, вряд ли

можно будет найти.

Я представила, как с грохотом вываливаюсь где-нибудь в бельевой или санитарной

комнате, прямо в ведра, и чуть не засмеялась.

Но, как оказывается, все было решено и все было куда скучнее. Мне предстояло

появляться в комнате охраны, где был специально очищен уголок. Так сказать, личный

угол для принцессы. Воображение опять подкинуло красный крестик на полу, и

настороженных охранников, ежеминутно оглядывающихся с утра в ожидании

прибывающего Высочества.

Видимо, я все-таки нервничала.

- Я снова прикрепляю вас к Эльсену, - сказал Олег Николаевич, - раз вы с ним уже

работали. Он постоянно недоволен медсестрами, после того, как вы ушли, Марина

Михайловна.

- Спасибо, - искренне ответила я. Сергей Витальевич Эльсен, первоклассный хирург,

нетерпимый, брюзжащий и неприятный дед, который требовал от своей команды

абсолютного подчинения и слаженности и безжалостно изгонял тех, кто недорабатывал.

Сергей Витальевич курил какие-то дешевые, дурно пахнущие папиросы, разговаривал сам

с собой, сутулился, не стриг торчащие пучками седые волосы из ушей и носа, гонял

медсестер и пациентов, имел привычку скрежетать горлом, будто отхаркиваясь, петь во

время операций и проверять чистоту и длину ногтей у персонала. И при этом он был

бесспорным богом в операционной. Он преображался за своими очками и маской, и мне

иногда казалось, что из его глаз в те минуты, когда он по кусочкам собирал очередную

жертву, смотрит и светится сам Белый Целитель.

Он не жалел себя и нас, и с ним срабатывались немногие. Чем приглянулась ему я в

первые дни работы в госпитале, не знаю. Как я не сорвалась и не нахамила ему на

постоянные придирки и упреки – не знаю. Я работала, сжав зубы, и только через месяц, после почти двадцатичасовой операции, когда штатный виталист упал в обморок прямо в

операционной, а я продержалась чуть дольше - меня рвало в уборной от голода и слабости, я увидела, как Эльсен, бледный и строгий, обходит утренних пациентов. Потом смотрит

планы на неделю. И лишь потом едет домой.

Наверное, тогда я поняла, что ему можно простить все, даже если он будет бить меня по

рукам каждый раз, когда я буду реагировать недостаточно расторопно. И что я могу

научиться. Что я тоже когда-нибудь смогу встать на бой против смерти и выиграть его.

А еще личность руководителя, безусловно, влияла на всю нашу команду. Он нас подавлял, а мы им восхищались и готовы были руки целовать. Именно с ним я стала циничной и

ехидной, начала курить. И общаться с внутренним голосом. Хорошо, хоть заросли в

ноздрях не начали расти.

Возможно, именно с Эльсена началась моя любовь к умным харизматичным мужикам со

скверным характером и повадками доминанта.

Главврач провел меня в сестринскую, представил собравшимся коллегам. У коллег было

благоговейно-недоверчивое выражение на лице. Что-то типа «Неужели правда с нами

будет работать принцесса? Она хоть скальпель от зажима отличить может?»

Да, трудно придется.

Затем меня отдали на растерзание Эльсену, который хмыкнул, кашлянул, что-то

проскрипел себе под нос, и, когда дверь за сбегающим главврачом захлопнулась, оглядел

меня с ног до головы, велел показать руки, хмыкнул, и сварливо сказал мне:

-

Деточка, запомни, рядом со мной ты не Рудлог, и чтобы никаких мне тут

выпендриваний. Сейчас возьму тебя на простейшую грыжу, не справишься –

выгоню.

-

Хорошо, - покладисто ответила я и улыбнулась. Жизнь возвращалась в привычное

русло.

Я, конечно, справилась, но на сложную черепно-мозговую он меня не привлек, сказав

стоять рядом и смотреть. Спасибо и на этом.

Я задержалась совсем немного, сдав смену и привычно проведя обход палат – пациенты

обмирали от восторга, расспрашивали, правда ли я работаю или это так, визит

вежливости. После сентябрьских землетрясений прошел почти месяц, но сложные

больные оставались в госпитале до сих пор.

Удивительно, как недавно это было – и как давно казалось.

Зная Эльсена, нормированный рабочий день – это ненадолго. Как только оценит, что я

умею, сразу начнутся и переработки, и допуски к продолжительным операциям. Для него

титул действительно ничего не значил. Да и разве мог он что-то значить для человека, знающего точно, что кишки простого горожанина ничем не отличаются от потрохов

аристократа?

Оценила я и изменившуюся «начинку» госпиталя. Он стал чище и свежее. Стены блистали

новой краской, глазеющий на меня персонал – модной ныне разноцветной формой с

цветочками и узорами, видимо, чтобы пациентам было понятно, что их режет человек с