Королевская лилия

– Алексейка, это ты, что ли, мне телефонил? – заговорила она, и Округин чуть не умер от счастья. Сто лет никто не называл его Алексейкой. Детское имя ласкало слух и заставляло вновь ощутить себя родным и близким кому-то.

– Ты куда подевалась, баб Маш?! – счастливо улыбаясь, закричал Округин.

– Так я с утра до ночи в огороде. Телефон этот тяжелый, с собой не беру. Ну как вывалится в грядку, где его потом искать? А вернусь домой, ноженьки не держат. Сразу спать ложусь, не смотрю на него. Сегодня случайно глянула, а там написано, мол, Алексейка звонил четыре раза. Чего ж ты не едешь ко мне?

– Приеду обязательно! Ты жди.

– Дождешься тебя, как же! Ты ж как веник электрический! Туда-сюда, туда-сюда! Смотри, помру скоро, так и не узреешь моей красоты!

– Да что ты, баб Маш! Я скоро приеду, только закончу тут дела.

– А что ты там делаешь? Макарушку ведь схоронили давно?

– Заехал к людям, у которых он работал. Хотел на память взять что-нибудь.

– Вот горюшко-то…

Алексей услышал, как баба Маша заплакала.

– Ты не плачь, баб Маш. Приеду, тебе шаль привезу красивую. Будешь перед товарками красоваться.

– Да не перед кем красоваться, Алексеюшка мой родимый. Все товарки повымирали давно, как мамонты. Вот и я уж подумываю, не пора ли…

– Ты это брось! Даже думать не начинай! Ты еще молодая!

– Скажешь тоже.

– Да не скромничай, чего уж там! Помнишь, ты рассказывала, что к тебе сватались?

– Председатель бывший, что ли? Так это когда было! В прошлом годе!

– В прошлом годе? Так ты у меня невеста на выданье?

Бабушка Маша захихикала в трубку:

– Какое там! Я ж ему отказала! Иди, говорю, отсюда, хрыч старый! Я себе помоложе найду!

– Ну, а я за шо!

– А ты как сам то? Не полысел еще?

– Да нет вроде, – улыбаясь, ответил Округин.

– Скучаю я по тебе, Алексеюшка. Хоть бы глянуть разок. Может, ты у себя хоть видеосвязь наладишь? Или скайп какой-нибудь? Я с врачом своим то и дело по телевизору разговариваю. Вчера показываю ему, как у меня после работы рука опухла, а он мне говорит…

– Баб Маш! Ну ты артистка! Что ж ты не сказала, что у тебя видеосвязь есть? А тебя во всех мессенджерах искал! Скажи хоть, как ты до врача своего дозваниваешься?

– Да просто. Называется эта связь – вайбер. Я на телефоне, что ты подарил, значок найду, потом его имя в чате, а после нажимаю на телефончик. Там на экране вверху трубка нарисована. А уж после жму на…

– Погоди, не тараторь. Я все понял. Видно, ты мой звонок пропустила просто. Сейчас я тебе позвоню, а ты ответишь и на значок с камерой нажмешь. Договорились?

– Давай, звони.

Округин набрал номер и включил камеру. На экране что-то замелькало, потом появился шкаф, а затем наконец лицо бабушки Маши.

– Ну что, видно тебе меня? – спросила она, пристраиваясь перед камерой и надевая очки.

– Видно! – завопил Округин.

– Да чего ты орешь, оглашенный? Здравствуй, Алексеюшка, сокол ты мой ясный! Вот и свиделись!

Лицо бабушки Маши на экране сморщилось:

– Баб, ты что? Не вздумай плакать!

Алексей погрозил пальцем, хотя сам еле сдерживался, чтобы не зареветь от счастья.

– Да мы с тобой теперь каждый день по телевизору видеться будем! Надоем еще!

Бабушка Маша улыбнулась сквозь слезы:

– Лучше приезжай быстрей. Вживую все же лучше.

– Скоро приеду, правда. Побываю на одном важном мероприятии и заеду к тебе.

Прощаясь, она перекрестила экран:

– Господь с тобою.

Улыбаясь, Округин выключил телефон и неожиданно хлопнул себя по лбу. На волне радости от видеовстречи с бабушкой он совершенно выпустил из виду, что на юбилей Ады Львовны не приглашен. Более того, все уверены, что он уберется с дачи до начала широкомасштабных мероприятий. Собственно, именно так он и собирался поступить. Его физиономия почти неделю маячит перед глазами членов семьи, немудрено, что некоторые из них не скрывают раздражения. Но, во-первых, он не может покинуть это место, пока не выяснит все, что можно. Во-вторых, каждую минуту могут появиться новые сведения, которые необходимо будет подтвердить или опровергнуть. Сделать это из номера отеля в Воронеже трудновато. Нужна не только информация: важно, как на нее среагируют. Испуг, возмущение, равнодушие, гнев. Эмоции скажут гораздо больше, особенно когда наблюдать их воочию.

Все это Округин мысленно говорил сам себе и знал, что лжет. Причем именно самому себе. Он хочет остаться не из-за затеянного им расследования. Все равно на данном поприще он почти потерпел фиаско и может смело в этом сознаться. Убийцу он не вычислил и, возможно, сделать это так и не сумеет.

Просто… просто приближается понедельник, вот и все объяснение. И почему-то – совершенно непонятно почему – уверенность в том, что он улетит вместе с Полиной, становится все более призрачной. Откуда это предчувствие неудачи? Отчего он боится об этом думать? Почему не хочет уезжать из дома Ольховских, оставив Полину? Не из-за того ли, что где-то глубоко в подсознании точно знает: все закончится не так, как планировалось и мечталось.

А может, не надо себя накручивать? Чего он рассиропился? Он же всегда был уверен, что будет так, как он захочет? Надо прекратить себя программировать на плохое!