Королевская шутиха

Однако новости из Англии были ничуть не светлее небес над головой. Король Филипп наконец-то вернулся к жене, но это принесло ей мало радости. Все говорили, что Филиппу нужны были не ее ласки, а готовность вступить в войну с Францией. Злые языки утверждали, будто бы король посмел привезти в Лондон свою любовницу, и они танцевали на глазах у королевы, вынуждая ее каждый день стоически переносить эту пытку. В довершение ко всему государственный совет вовсе не желал начинать войну с французами, что бесило Филиппа. Таким образом, Мария оказывалась между двух огней.

Я представляла, до чего сейчас одиноко королеве, у которой не осталось друзей. Английский двор снова наводнили испанцы, но теперь тон задавал даже не король, а его любовница. Я представляла, как эти спесивые гранды смеялись над английской неотесанностью и отсутствием изысканных манер. Я была уже готова собраться и отплыть в Лондон, но пассажиры очередного корабля привезли страшные новости. Сожжения еретиков продолжались, и королева не знала к ним никакой пощады. Если бы я вернулась, еще неизвестно, осталась бы я при дворе или в тот же день попала бы в знакомые застенки епископа Боннера.

И потому, невзирая на холод и одиночество, я пока решила остаться в Кале и ждать. Ждать и надеяться, что вскоре я яснее пойму, как мне поступить. Эта мрачная весна не могла продолжаться до бесконечности. Я ждала лета, ждала тепла и почему-то думала, что вместе с теплом ко мне вернется радость и более светлый взгляд на жизнь.

Лето 1557 года

В начале лета улицы Кале наполнились барабанным боем и зычными голосами офицеров-вербовщиков, созывающих молодых парней вступать в английскую армию и воевать с французами. Гавань бурлила от кораблей, спешивших выгрузить оружие, порох, лошадей и вернуться в Англию за новой порцией груза. В полях построили небольшой лагерь, где муштровали новобранцев. Возросшее население Кале отнюдь не способствовало росту книжной торговли. В глазах поспешно набранных солдат и их командиров не светился интерес к учености. Их глаза были голодными и оценивающими. У меня они не вызывали ничего, кроме страха. Сотни молодых и плохо управляемых мужчин делали неуправляемой и обстановку в городе. Я вновь стала носить мужскую одежду и прятала волосы под шапкой. За голенищем сапога у меня был спрятан кинжал, который я, не раздумывая, пустила бы в ход, если бы кто-то из этих молодцов попытался напасть на меня или вломиться в мой дом. Мари по-прежнему жила вместе со мной. В шесть часов вечера мы запирались на все засовы и до рассвета не высовывали носа. Если поблизости от нашего дома начиналась какая-то потасовка, мы сразу же гасили свечи.

В гавани было не протолкнуться от кораблей, привозивших солдат. Часть их предназначалась для охраны фортов, остальные должны были двинуться на завоевание Франции. Когда мимо нас двигалась кавалерия, земля сотрясалась так, что колпак над дымовой трубой был готов оторваться и рухнуть вниз. Мои ровесницы выбегали на улицы и восторженно приветствовали кавалеристов, стреляя глазами в офицеров. Я же старалась не поднимать головы. Я повидала достаточно смертей, и мое сердце не прыгало от радости при писке флейт и громе барабанов. Я несколько раз замечала на крепостном валу сестер Дэниела. Надев свои лучшие платья, они гуляли, взявшись за руки, изображая скромниц, и в то же время ловили малейшие признаки офицерского внимания. Мужчины не вызывали во мне желания. Я не испытывала ликования, охватившего едва ли не всех горожан, зато тревожилась за отцовские книги и манускрипты. Мало ли что может быть на уме у оравы подвыпивших солдат?

К середине лета торопливо собранная, плохо обученная и рвущаяся в бой английская армия выступила из Кале. Ее вел сам король Филипп. Они двинулись на юг, осадили город Сен-Кантен и в августе захватили его. Это была внушительная победа над ненавистным врагом. Жители Кале, мечтавшие о возвращении всех английских владений на французской земле, обезумели от радости. Захват Сен-Кантена виделся им первой ласточкой грядущих побед. Каждого возвращавшегося оттуда солдата осыпали цветами, щедро поили вином и называли спасителем родного народа.

В воскресенье священник говорил вдохновенную проповедь о победе избранного народа Божьего над вероломными французами (естественно, под избранным народом он понимал не евреев, а англичан). После этого, к немалому моему изумлению, он стал молиться о благополучном разрешении королевы от бремени. Для меня это была куда более радостная весть, нежели взятие Сен-Кантена. Впервые за многие месяцы я возликовала. Значит, королева снова носит в себе ребенка. Я подняла голову и улыбнулась. Я представила себе, каким счастьем наполнено сейчас сердце Марии. Она наверняка считает, что Бог простил англичан, и вскоре она станет милосердной королевой и хорошей матерью.

На выходе из церкви ко мне подошел Дэниел. Увидев мое радостное лицо, он улыбнулся и спросил:

— А ты что, ничего не знала о беременности королевы?