Главная трудность заключалась в том, что мне практически ничего не было известно наверняка. Похоже, что Вульф, он же ван Рибик, покинул «Синий куст». Все ли свои бумаги он сжег, прежде чем уйти? Или только некоторые из них? Обрывок, присланный Джонсоном, лишь чуть-чуть обуглился, – вероятно, когда ван Рибик бросил бумагу в камин, она не попала на угли, улетев в дальний угол камина. Жара от огня оказалось достаточно, чтобы бумага почернела по краям, но слишком мало, чтобы она воспламенилась.
Я прибавил к этим фактам все, что узнал ранее. В четверг, когда я обедал в «Фонтане» с Джонсоном, тот упомянул про свертки, которые Эббот иногда забирал для ван Рибика у вестминстерского переплетчика. Когда Джонсон ловкими пальцами картежника начертил в воздухе контуры этих свертков, я сразу подумал о том, что папки в канцелярии Арлингтона примерно такого же размера. К тому же мне было точно известно, что Эббот брал документы домой и прятал их под половицами. А еще я выяснил, что, переезжая в дом Фэншоу, госпожа Эббот забрала папки с собой, из чего следовало, что она знала о тайнике супруга.
Ну а еще кое-что я установил, изучая содержимое папок: перечисляя содержимое одной из них, Эббот не упомянул о двух письмах. Очевидно, им там было не место. Похоже, что, забирая работу на дом, Эббот потихоньку сунул их внутрь, под остальные документы. Автор писем – наш посол в Париже, и речь в них шла о вторжении Франции в Нидерланды и переговорах между королем и Арлингтоном с английской стороны и Мадам и Людовиком XIV – с французской. Неужели между этими посланиями и обрывком бумаги, присланным Джонсоном, есть связь?
Аккуратно сложив письмо и загадочный обрывок бумаги, я спрятал то и другое в записную книжку. К Джонсону у меня претензий не было – он сделал все, как я велел, честно заслужив и награду, и мое молчание. Но как же мне распорядиться сделанным открытием? Пожалуй, лучше всего будет вовсе ничего не предпринимать.
Я встал. Надеясь, что чашка кофе поможет ускорить мыслительный процесс, я позвонил в колокольчик и велел Стивену принести мне плащ, перчатки и шляпу.
В дверях мальчик замешкался.
– Хозяин…
– Чего тебе?
– Когда мы в понедельник ходили в тот дом… – Стивен поднял на меня взгляд и запнулся.
– И что дальше? У меня мало времени, я спешу.
Стивен вздрогнул, будто я собрался его ударить. Я обругал сам себя. До того как мальчик попал ко мне в дом, он служил другим господам. Некоторые из них обращались с арапчонком дурно: в отличие от моих, шрамы Стивена были невидимыми, но от этого не менее глубокими.
Я мягко прибавил:
– Но выслушать твой рассказ успею. Продолжай.
– В том доме, где мы нашли много дохлых крыс и куклу… Там в судомойне, в ведре для объедков, лежала бумага.
– Помню. В нее наверняка было что-то завернуто.
– На ней еще был знак – ступка и пестик, нарисованные внутри полукруга. А может быть, это была большая буква «D», сэр.
Я кивнул:
– Надо думать, эмблема аптекаря.
– Вчера я опять ее видел.
– Бумагу?
– Нет, господин. – Стивен переступал с ноги на ногу. – Эмблему. Госпожа Маргарет вчера ходила на Кок-лейн и взяла меня с собой, чтобы я нес покупки. На одном доме я заметил точно такие же пестик со ступкой. Там находится аптека под знаком полумесяца.
Попивая кофе в «Кофейне Уилла» на углу Боу-стрит и Рассел-стрит, я слушал новости. Рассуждения о колебаниях на бирже, как говорится, в одно ухо влетали, а в другое вылетали. Зато от кофе в голове и впрямь прояснилось. Кофейню я покинул с мыслью, что совесть не позволит мне замолчать весьма неудобную находку Джонсона, особенно принимая во внимание все, о чем я знал или подозревал. После гибели Эббота я угодил в осиное гнездо, из которого вряд ли выберусь целым и невредимым, если зажмурюсь и представлю, будто я в полной безопасности лежу в собственной постели.
Дождя в тот день не было, и в Уайтхолл я отправился пешком. Я бы хотел обсудить сложившуюся ситуацию с господином Уильямсоном. Во всяком случае, он наверняка даст прямой ответ, хотя и не обязательно тот, который меня порадует. Впрочем, Уильямсон не скажет мне спасибо за то, что я открою ему эту тайну. Секрет такого рода подобен заряженному пистолету с неисправным механизмом: может натворить много бед и без предупреждения взорваться прямо у тебя в руках.
С самого начала я в глубине души понимал: если кому-то и можно довериться, то лишь самому лорду Арлингтону. Я вспомнил, что он сказал мне в понедельник, когда я уходил: «Не забывайте, Марвуд, хороший слуга – неболтливый слуга, а за верную службу полагается награда. Однако справедливо и обратное».