Карл I, несклонный после неудачной миссии Эрандела к взаимодействию с Габсбургами, также не был удовлетворен и ходом шедших на протяжении всего 1637 г. переговоров с Францией и Голландией. Недоверие Ришелье вынудило его вновь обратиться к предложению Мадрида. Начиная с весны 1637 г. было проведено несколько раундов переговоров с участием Оньяте, Уиндебэнка и Карла I[770]
. Как и прежде, испанская сторона стремилась получить английский флот в обмен на крупную субсидию, тогда как главным требованием англичан было возвращение Пфальца. Однако неуступчивость Австрии и Баварии в этом вопросе и данное Карлом I шведам разрешение набрать 4000 добровольцев вызвали раздражение Оньяте, выразившего желание вернуться в Испанию. В свою очередь, Карл I заметил, что, если испанский посол хочет покинуть страну, никто не будет его удерживать[771].В то время как англичане продолжали выяснять отношения с Оньяте, французский посол Сенетер, по всей видимости, уже праздновал успех во франко-испанском противостоянии: в июле 1637 г. по Лондону начали распространяться слухи о подписании соглашения между Англией и Францией. Оньяте был не на шутку встревожен этим известием и даже сказался больным, однако Уиндебэнк дал испанскому послу понять, что поводов для беспокойства нет. Франция требовала от Карла I военной помощи, тогда как англичане были не в состоянии ее предоставить[772]. Слова Уиндебэнка нашли подтверждение во внезапном отъезде из Лондона Сенетера, напоследок заявившего, что «этот король ничего не хочет делать»[773]. Теперь Оньяте пребывал в отличном настроении, смеясь над англо-французскими переговорами и намекая, что Испания способна спровоцировать такое волнение в Англии, что Карлу I потребуются все его корабли и солдаты, которые он собирался послать французам[774]. По всей видимости, испанцы намеревались в случае начала войны с Англией поддержать восстание шотландцев, выступивших против введения нового молитвенника. Однако до этого дело не дошло: Карл I, разочарованный отношением Франции, все больше склонялся к переговорам с Габсбургами.Возможно, если бы переговоры продолжал вести Неколалде, то у испанцев был бы шанс добиться подписания договора, однако Оньяте своим эксцентричным поведением и резкими высказываниями сумел обратить против себя весь двор. В течение того недолгого времени, что Оньяте находился в Лондоне, он оставил довольно неприятное впечатление о себе[775]
. В отличие от своего предшественника, Оньяте не пытался даже имитировать дружелюбие во время переговоров с английской стороной, в частности, утверждая, что нет ни одной школы в мире, в которой можно было бы научиться вести переговоры с англичанами[776].В мае 1638 г. на смену Оньяте прибыл новый посол, дон Алонсо Карденас, сопровождаемый герцогиней де Шеврез. Герцогиня была любимицей Генриетты-Марии, и Оливарес связывал с ней надежды на улучшение позиций Испании при английском дворе[777]
. Де Шеврез предприняла попытку обратить Холланда в католичество с тем, чтобы перетянуть его на сторону испанской фракции, а также с энтузиазмом взялась за продвижение проекта брака испанского инфанта и принцессы Марии. Карденас оставался в тени герцогини, действуя по ее инструкциям[778]. Его пребывание в Лондоне запомнилось современникам лишь благодаря допущенной им в конце 1638 г. чудовищной ошибке. Было перехвачено письмо Карденаса министру императора, в котором испанский посол советовал австрийцам прекратить переговоры о возвращении Пфальца. Карл был в бешенстве, отказавшись иметь какие-либо дела с Карденасом, которого он публично назвал обманщиком[779].Хотя еще в середине 1639 г. Карденас «продолжал вести переговоры с Уиндебэнком, часто встречаясь с ним по ночам в условиях строгой секретности», и Карл I, казалось, был заинтересован очередным предложением испанцев о возвращении Пфальца, европейской общественности уже было ясно, что все эти переговоры закончатся ничем[780]
. Тем не менее, затянувшийся религиозный конфликт в Шотландии должен был послужить для испанцев гарантией того, что Англия, как и раньше, будет сохранять нейтралитет в континентальном противостоянии держав. Таким образом, Оньяте, говоривший, что Испания «добилась невмешательства этого короля… не сделав никаких уступок относительно Пфальца», оказался прав. К моменту отъезда Оньяте Карл I был более склонен к сотрудничеству с Испанией, чем с Францией[781].