Королевский двор в Англии XV–XVII веков

На церемонию оказало влияние, безусловно, то обстоятельство, что это была вторая коронация Генриха, который уже был увенчан короной в Париже. После коронации в своем новом владении, где Генрих был представлен как мирный король, над троном которого мистическим образом висят две короны, он прибыл во владения своих предков 9 февраля 1432 г., а в Лондон въехал 21 февраля, через пять дней после праздника Семидесятницы. Уже сама близость к этому празднику придавала несколько апокалиптические черты предстоящей процессии, поскольку текст Евангелия от Марка 20:1-16, который читался в Семидесятницу, интерпретировался в средневековой церкви как образ Суда Господнего[1040]. Впрочем, само триумфальное шествие, детальное описание которого в стихах оставил нам Джон Лидгейт[1041], основывалось скорее не на тексте, а на символах литургии Церкви, служивших традиционной цели маркировки Генриха VI как божественного царя и помещения его в сакральный центр социума.

Создателям удалось найти практически идеальный баланс между сюжетным единством всей ритуальной драмы процессии и самодостаточностью каждой отдельной сцены.

Лидгейт определяет библейский лейтмотив своего повествования еще в самом начале описания въезда, выстраивая двойную параллель между Генрихом VI и Давидом и Лондоном и Иерусалимом:

Подобно в Иерусалим

Давид, прекрасен и могуч,Въезжал. Так, городом любим,Наш Генрих, словно Солнца луч,Несущий свет сквозь темень туч,Был принят. Радость и любовьПо всей стране царили вновь[1042]

.

Генрих предстает в виде Давида, совершающего триумфальный въезд после победы над Голиафом (1-я Царств 18:6). Такой образ позволял придать процессии черты имперского триумфа, хотя самому королю на тот момент было 10 лет, и никаких героических военных побед он, разумеется, еще не одержал. Тем не менее, форма римского триумфа дополнительно усиливается символическим образом Непобедимого Солнца, с которым сравнивается английский монарх, который этим повторяет въезд Константина Великого.

Короля встречал мэр, одетый в алый бархат, шерифы и горожане в алых плащах. Стоявшие по сторонам триумфального пути горожане были одеты в белое, что, по мнению Лидгейта, показывало их чистоту и невинность[1043].

На мосту был установлен столб, на котором стоял «чемпион, защищающий короля от всех врагов»[1044]. С одной стороны, в этом символе явно повторялась триумфальная процессия Генриха V, то есть сын повторял триумф отца, гарантируя таким образом военную славу и победы. С другой стороны, королевский защитник, чемпион, выступавший от имени короля на турнирах, был традиционным участником коронационного ритуала – он входил (или въезжал) в пиршественный зал и бросал перчатку со словами «если кто осмелится усомниться в знатных титулах короля, пусть примет этот вызов». Таким образом, появление чемпиона уже на входе в город позволяло забыть несколько неприятный для лондонцев момент: король уже был коронован в Париже. Коронационный ритуал за счет использования символов коронации в аккламационной процессии как бы растягивался во времени и пространстве, объединяя две столицы правителя Англии и Франции.

Далее две антилопы держали гербы Англии и Франции. Когда король приблизился, из ворот вышли три императрицы – Природа, Милость и Фортуна – в золотых венках, одеждах из бархата, шелка и парчи, при этом Лидгейт сравнивает их с Фебом[1045]. Императрицы одарили короля тремя (точнее – шестью) дарами:

Императрицы в одеяньях ярких

Дары природы, Неба, БожестваПередают монарху как подаркиОт сердца чистого без тени плутовства.И это лишь начало торжества —Монарха Милость воздает самаРазумностью и живостью ума

Природа наделяет мощной силойИ справедливость дарит в свой черед,Чтоб добрым подданным король всегда был милым,И страшным тем, кто право не блюдет.Фортуна – процветанье и доход.«Пусть долго в процветании царитНаш Гарри» – надпись золотом горит[1046].