Королевский двор в Англии XV–XVII веков

В целом городские процессии XV в. уже служили той цели, которой они будут служить и в XVI, и в XVII вв. – распространению королевской власти, созданию связи между монархом и городом, пропаганде легитимности и политической программы власти. Некоторым отличием была прямая пропаганда доблестей монарха и его власти, а также несколько более выраженный акцент на включение правителя в городское сообщество. Впрочем, как и в Лондоне, ключевую роль в этом включении играли символически значимые места города – акведуки, рынки и другие loci, концентрировавшие коллективную память и идентичность горожан[1120]

. Единственное незначительное структурное отличие, заключавшееся в стремлении привести королевскую эпифанию к героической фигуре в конце, не влияет на общую символическую схему утверждения власти. Можно говорить лишь о том, что знаменитая трехчастная схема проявления власти божества – бог-покровитель ритуала; бог-герой, победитель чудовищ; бог-кормилец, культурный герой – была обозначена более четко[1121].

Таким образом, и в провинциальных процессиях присутствовал скорее континуитет, чем дисконтинуитет. Не приходится считать радикальным разрывом с предыдущей традицией и переход к античным символам демонстрации власти. Подобный подход долгое время был доминирующим, прежде всего за счет авторитета Эдмунда Чамберса[1122]

. Из современных авторов такой подход поддерживает, например, Рой Стронг, который пишет о превращении королевских въездов в античные триумфы[1123].

Само по себе первое появление элементов классической мифологии на островах произошло в Шотландии во время процессии в честь невесты Якова IV Шотландского принцессы Маргариты Тюдор в 1503 г. Въезд в город был оформлен в виде римской триумфальной арки, а одной из сцен был Суд Париса[1124]

. Эта же сцена была использована в Англии для аккламационной процессии в честь Анны Болейн 30 лет спустя. Эту процессию Сидни Энгло назвал «первой подлинно классической в Англии»[1125]. Среди множества античных символов – Аполлона с музами, Геликона и других – был и Парис, который пытался выбрать из трех богинь, но в итоге выбрал четвертую – Анну. Поскольку, согласно Фичино, Суд Париса – это выбор между тремя жизненными путями– созерцательной, активной и гедонистической жизнью, и любой однозначный выбор является ошибкой, то в данном случае Парис не делал ошибки[1126]

. Он выбирал богиню, наделенную всеми тремя достоинствами– царственностью, мудростью и любовью.

Таким образом, эта сцена, несмотря на античные символические образы, служила все той же цели эпифании Анны, равной богиням, демонстрации ее доблестей и демонстрации власти и божественности ее супруга. На сцене присутствовал доставивший яблоко Меркурий, посланник верховного бога. Сам же бог не был представлен на сцене, поскольку находился в процессии. Это был супруг Анны, Генрих VIII. Кроме того, Меркурий был традиционным ренессансным символом для обозначения двух тел короля и его способности исцелять, происходящей из герметической египетской мудрости. Именно Меркурий-Гермес суммировал роли жреца, мага и монарха[1127]. Кроме того, как связующее звено между Божественным миром и Землей, он становился античным символическим образом Иисуса Христа. Свое развитие образ меркурианского монарха получит в правление дочери Генриха VIII, Елизаветы, и, особенно, в пропаганде Якова I Стюарта.

Однако выше было показано, что весьма сильные элементы античного триумфа присутствовали еще в процессии Генриха V, а сама по себе смена символических образов не меняла ни схемы эпифании божественного царя, ни функционального значения этой схемы – маркировки сакрального центра социума и формирования харизмы находящегося там человека. Тем не менее, процессия Елизаветы Г знаменовала если и не радикальный, то все же достаточно серьезный разрыв с предыдущей традицией. На то был целый комплекс причин, но прежде всего – распространившийся протестантизм и необходимость делать выбор между конфессиями, политические теории как протестантов, так и самой королевы и личные особенности Елизаветы, прежде всего – ее эмоциональность.

Протестантизм привел к устранению целого ряда привычных и хорошо читавшихся символических образов, которые теперь ассоциировались с «папизмом»: была убрана вся тема Успения Богородицы, традиционно задававшая генеральную линию адвенту королевы, ангелы не спускались с Небес, не было столь привычного яшмового замка Небесного Иерусалима, исчезло и Древо Иессево. Перед оформителями процессии стояла нелегкая задача найти адекватную замену всем этим образам и изложить доступными образами идеи протестантского правления.