Королевский двор в Англии XV–XVII веков

Несколько по-иному интерпретировал эту сцену Клиффорд Гирц. Во всех процессиях Елизавету сопровождали аллегорические фигуры различных доблестей. Подчеркивая, что «харизма составлялась из популярных символов доблести, веры и власти, которыми обладала королева», он пришел к выводу, что «политическое воображаемое… жило в моральных абстракциях, воплощенных в эмблемах. Елизавета была Мудростью, Миром, Совершенной Красотой, Чистой Религией (в Гертфорде она была даже Безопасностью на Море) в той же степени, в которой она была королевой»[1135]. Аллегорические фигуры в этом случае составляли основу царственной магии Елизаветы в королевстве, «где верования были видимыми, а Елизавета была самым ярким из них»[1136].

Кроме того, разумеется, в этой сцене был очень силен дидактический аспект. Сама дидактичность и контрактность отношений подданных и государя станет одной из важнейших особенностей не только этой процессии Елизаветы, но и всех последующих.

В конце Соперс-лэйн была новая сцена, как и прежде – в виде арки с тремя порталами. На трех уровнях арки сидели восемь детей: на верхнем– один, на среднем три и на нижнем четыре. Эти восемь детей представляли восемь Блаженств из Нагорной Проповеди (Мф. 5:3-10). Над сценой была надпись: «эти восемь Блаженств, выраженные в пятой главе Евангелия от Матфея, обращены на нашу суверенную леди королеву Елизавету»[1137]. В речи, разъяснявшей смысл представления, особо подчеркивалось, что Ее Величество должна помнить, что ее добрые дела в прошлом стали причиной того, что эти благословления возложены на нее. И если Ее Величество будет и далее действовать столь же благостно, как она начала, то может рассчитывать пожать плоды этих обещаний[1138]

.

С одной стороны, подобные сцены достаточно обычны для адвента королевы в качестве Царицы Небесной, которая несет милость людям. Таким образом, снова работала привычная и узнаваемая символическая схема, но наполненная несколько иным, протестантским смыслом, поскольку она должна была заслужить благость служением Слову. Елизавета въезжала в Лондон полная благословлений, но не благодати, которая могла быть дарована только через следование Слову Божьему[1139]. Однако наиболее ярко ключевая роль Слова в протестантской интерпретации процессии проявилась в следующей сцене.

От Стандарта до Малого Акведука ливрейные компании стояли по обе стороны улиц и приветствовали королеву. Возле Малого Акведука в самом конце Чипсайда хранитель городского архива Ранульф поднес королеве богато расшитый кошелек с 1000 марок золотом и в речи попросил ее быть доброй и милостивой королевой не ради стоимости подарка, а памятуя о чувствах дарителей. Королева приняла кошелек и поблагодарила лорд-мэра, братьев и всех присутствующих, пообещав оставаться доброй королевой и отдать, «ради безопасности и спокойствия всех вас, если потребуется, всю свою кровь»[1140].

После этого открылась сцена, являющаяся, безусловно, ключевой для всей процессии. Перед акведуком стояла сцена «квадратной пропорции». По сторонам ее находились два холма. Первый – безжизненный, голый, каменистый, на нем возвышалось дерево без листьев, совершенно мертвое. Над ним были надписи по-английски и по-латыни «Resbuplica Ruinosa» и «Decayed Commonwealth». На самом дереве висели таблички, перечислявшие, согласно Малкастеру, причины упадка государства: «недостаток страха Божьего», «непокорность правителям», «слепота вождей», «взяточничество магистратов», «мятежи подданных», «гражданское несогласие», «льстивость знати», «немилосердие правителей» и «неблагодарность подданных». На южной стороне сцены возвышался прекрасный цветущий холм, покрытый зеленью и цветами, на котором стояло цветущее зеленое дерево, воплощавшее «Respublica bene instituta

», или «a Flourishing Commonwealth». На нем висели таблички, разъяснявшие причины процветания: «страх Божий», «мудрость государя», «ученость правителей», «подчинение слугам короны», «покорность подданных», «любовь к общему благу», «вознаграждение доблести», «изгнание порока»[1141].

В некотором смысле это был достаточно обычный элемент королевской процессии – сад, находящийся в запустении, преображается в цветущий при приближении монарха. Выше был продемонстрирован подобный эффект, произведенный Генрихом VII в Йорке на заброшенный сад. Совершая это, монарх возвращал город и страну к изначальной чистоте, в Потерянный Рай. Однако здесь есть и явные отличия. Заброшенный холм не стал цветущим, «Respublica Ruinosa» не превратилась в «Respublica bene instituta» от самого появления королевы. Она должна была только выбирать между этими альтернативами. Выбор, как и требовал ритуал, должен был быть сделан в виде ясно читавшегося символического жеста. Этой цели служила центральная часть сцены.