Ее собственные миротворческие усилия до сей поры терпели крах. Полковник Альбион так и остался непреклонным. Он не желал видеть Фурзи. Беатрис не сильно старалась помочь делу, так как знала, что мужу безразлично, общается он с Альбионом или нет. Единственная надежда была на то, что Фурзи сам пойдет на сближение. Напишет письмо: серьезное, почтительное, даже униженное. Если он не принесет извинений за женитьбу на Беатрис, то пусть хотя бы выразит положенную признательность и смиренное благоговение перед жертвой, на которую пошла Беатрис, выйдя за него замуж. Он должен просить о примирении ради нее и будущих детей. Все это и сверх того. Не то письмо, на какое был Минимус мастер. Но именно об этом его слезно попросила в Линдхерстской церкви миссис Альбион.
Значительную часть письма она продиктовала сама, пропустила мимо ушей его колкости, насмешки, ссылки на то, что Беатрис стала более образованной, проследила, как он пишет, и забрала письмо, пока он ничего не добавил.
И поразительное дело – это сработало. Не в лучшем расположении духа и после того, как она лично указала на ряд почтительных пассажей в письме, которыми особенно гордилась, полковник ворчливо согласился, чтобы Беатрис и художник пришли на обед.
Обед прошел на удивление хорошо. Нет ничего дурного в примирении сторон, и вышло так, что в тот же день прибыли скверные новости из палаты лордов. Их светлости не без оснований заключили, что коль скоро существуют две стороны, Лесная комиссия и коммонеры, чьи интересы диаметрально противоположны, то единственный выход на долгую перспективу – поделить между ними Нью-Форест. Они согласились, что коммонеры заслуживают справедливости, а Камбербетчу и его людям нельзя позволить украсть все лучшие земли.
– Но именно это случится на деле, – угрюмо заметил Альбион. – Я не уверен, что выживет даже Прайд.
– Если я правильно понимаю, отчет Специального комитета ни к чему не обязывает, – почтительно сказал Минимус, стараясь быть предельно обходительным.
– Верно. Это всего лишь мнение. Но оно обладает весом, – объяснил Альбион. – Возможно, у правительства год или два не будет времени на подготовку закона о Нью-Форесте, но когда найдет, оно почти наверняка последует рекомендации комитета.
– Тогда мы должны бороться, – отозвался Минимус.
За это он удостоился улыбки от миссис Альбион, а полковник одобрительно хрюкнул. Но следующее высказывание Минимуса оказалось еще лучше.
– Я отказываюсь поверить, – произнес он, – что нас одолеют люди, которые проваливаются в террасные болота. – И рассказал о недавнем происшествии с Гроклтоном.
Полковник пришел в восторг.
– Вы хотите сказать, что он взял и полез в него? – переспросил он, не веря своим ушам.
– Клянусь! – улыбнулся Минимус. – Я вел себя безупречно. Предупредил его. Сказал, что там болото. А он не послушал. И провалился до самых подмышек!
Тут атмосфера полностью разрядилась, и после портвейна полковник Альбион, пребывая в замечательном настроении, отвел Минимуса в свой кабинет для приватного разговора.
Кабинет полковника Альбиона прекрасно отражал личность хозяина, а также многое говорил о положении дел в Нью-Форесте. На полках стояли труды по генеалогии и истории графства, краеугольные камни и опоры мира джентри. Там были переплетенные парламентские отчеты XVIII века, касавшиеся Нью-Фореста, и несколько томов судебных протоколов по делам леса, которые он десять лет назад позаимствовал в Линдхерсте и забыл вернуть. Имелась и художественная литература. Романы Джейн Остин соседствовали с работами мистера Гилпина не столько из-за художественных достоинств последних, сколько потому, что автор жил в том же графстве. Был также экземпляр «Детей Нового леса» Мариетта, полученный от родственника, владельца поместья Арнвуд, где происходит действие, – все найденные в нем фактические ошибки в отношении Нью-Фореста были аккуратно подчеркнуты рукой полковника и снабжены примечаниями.
У двери висел алый редингот полковника. Теперь в Нью-Форесте осталось два вида охоты: на лис и на оленей, которые, несмотря на Акт о ликвидации оленей, все еще водились в округе. В память о временах средневекового Нью-Фореста охотникам даровали королевское разрешение носить на пуговицах старинную эмблему лорда-смотрителя. Полковник Альбион, потомок Колы Егеря, охотился и на оленей, и на лис.
На столе лежал футляр с парой ружей. В Форесте процветали не только два упомянутых вида охоты. Все больший интерес вызывала дичь. Коль скоро старые сторожки лесничих стали излишними без оленей, Камбербетч быстро сообразил подновить их и превратить в охотничьи домики. Теперь в Нью-Форест поездом прибывал устойчивый поток джентльменов-охотников. Альбион полагал, что еще лучше бить дичь на болотах у побережья Солента.
Могло показаться странным, что Альбион держал ружья в рабочем кабинете, а не в комнате для хранения охотничьих принадлежностей. Но жена, очевидно, правильно считала, что таким образом он повышает свое настроение: думает о будущих удовольствиях, когда отвечает на многочисленные ненавистные письма.