Вилли Сигалл был презабавным мальчонкой. Таким худым, что мог показаться слабым, но он был просто жилистым сорвиголовой. Джонатан, как прочие сыновья состоятельных купцов, должен был посещать небольшую школу, которой управлял директор, нанятый Баррардом и Тоттоном. Но в свободные дни он играл с Вилли, и каждый день превращался в приключение. Иногда они играли в лесу или рыбачили в ручьях Нью-Фореста. Вилли научил его ловить форель руками. Или они спускались к приморским илистым отмелям, или доходили по берегу до пляжа.
– Плавать умеешь? – спросил Вилли.
– Не уверен, – ответил Джонатан, обнаруживший, что новый друг плавает как рыба.
– Не беда, я тебя научу, – пообещал Вилли.
На суше Джонатан бегал быстрее, но если пытался поймать мальчугана, то Вилли всегда уворачивался. Вилли же втянул его в игры на пристани с другими детьми рыбаков, чем очень гордился.
А когда они однажды повстречались на берегу с Аланом Сигаллом, Вилли сообщил этой загадочной личности:
– Это Джонатан, он мой друг.
Тут юный Джонатан Тоттон познал настоящее счастье.
– Вилли Сигалл говорит, что я его друг, – гордо известил он отца тем же вечером.
Но Генри Тоттон ничего не ответил.
Иногда отец брал Вилли на судно, и тот пару дней отсутствовал. Как же завидовал ему Джонатан! Он даже не смел спросить, можно ли и ему, поскольку был уверен, что в ответ получит отказ.
– Идем, Джонатан, – позвал сейчас купец, – я хочу тебе кое-что показать.
Комната, в которой они стояли, была невелика. Передней частью она выходила на улицу. В центре находился массивный стол, а вдоль стен – несколько дубовых шкафов и сундуков с внушительными замками. Еще там были большие песочные часы на час, которыми купец очень гордился и по которым узнавал точное время. Это была контора, где Генри Тоттон занимался своими делами. Джонатан увидел, что отец выставил на стол ряд предметов, и про себя вздохнул, моментально сообразив, что они предназначены для его обучения. Как же он ненавидел эти занятия с отцом, хотя и понимал, что делается это для его же блага! Они навевали на него скуку.
Для Генри Тоттона мир был прост: все вещи, представляющие интерес, имели форму и могли быть исчислены. Если он видел форму, то понимал ее. Он делал для Джонатана фигуры из пергамента или бумаги. «Смотри, – показывал он, – если повернуть ее так, то выглядит иначе. А если повертеть, то получится вот такая фигура». Вращая треугольники, он преобразовывал их в конусы, а квадраты – в кубы. «Сложи его, – указывал он на квадрат, – и будет треугольник, или прямоугольник, или маленький шатер». Генри Тоттон придумывал игры и с числами, полагая, что они приведут сына в восторг. Несчастный Джонатан, которому эти вещи казались скучными, томился по высоким полевым травам, пению лесных птиц или соленым запахам у причала.
Желая угодить отцу, он всячески старался преуспеть во всех этих премудростях. Но от такого тревожного напряжения его ум застревал, все лишалось смысла, и он, краснея, говорил глупости и видел, как отец пытается скрыть отчаяние.
Джонатан сразу понял, что сегодняшний урок будет простым и практическим. На столе были разложены монеты.
– Можешь назвать их? – негромко спросил Тоттон.
Первая была пенни. Это было легко. Затем полугроут, или два пенса, и гроут – четыре пенса. Стандартная английская монетная система. Шиллинг: двенадцать пенсов; райол, сто́ящий больше десяти шиллингов. Но следующей – великолепной золотой монетой с изображением архангела Михаила, убивающего дракона, – Джонатан раньше не видел.
– Это ангел, – сказал Тоттон. – Ценная и редкая монета. Ну а это что? – Он вынул другую.
Джонатан понятия не имел. Это была французская крона. За ней последовали дукат и двойной дукат.
– Это лучшая монета для морской торговли, – объяснил Тоттон. – Испанцы, итальянцы, фламандцы – все принимают дукаты. – Он улыбнулся. – Теперь позволь объяснить сравнительную стоимость каждой, потому что тебе придется научиться пользоваться всеми.
Европейской валютой пользовались не только купцы, торговавшие за морями. Иностранные монеты имели хождение и во внутренних городах с рынками. Причина была проста: они зачастую бывали ценнее.