Королевство плоти и огня

Я смотрела вперед, на узкую дорогу и заснеженные ветки.

– Но можно ли настоящим загладить прошлое?

Кастил ответил не сразу.

– Кто может быть в этом судьей? Боги? Они спят. Общество? Как люди могут выносить непредубежденные решения, если собственные грехи делают их предвзятыми?

У меня не было ответа.

– Позволь вот о чем спросить, – продолжил он. – Ты винишь Виктера?

Я нахмурилась.

– За что?

– Поппи, он был тебе как отец. Он должен был знать, как тяжело тебе давались все эти обязанности Девы. Даже если он не сознавал, как тебе тяжело, он должен был это видеть.

Мой последний разговор с Виктером, как раз перед нападением на Ритуал, шел как раз о том, каково мне на самом деле быть Девой.

– И ведь он знал, что с тобой делал герцог. Но не прекратил этого, – тихо добавил Кастил.

Я склонила голову набок и горячо вступилась за него:

– А что он мог сделать? Если бы он сказал хоть слово или вмешался, его бы уволили или сделали изгоем, а это равносильно смертному приговору. Или его бы убили. И тогда я не смогла бы тренироваться. Я бы никогда не научилась защищать себя. Виктер сделал все, что мог. Как и мои отец с матерью в ту ночь, когда их убили.

– Но кто-то может возразить, что правильно было бы вмешаться. Положить конец побоям герцога. Знаю, не мне говорить о том, что правильно, но Виктер мог выбрать более трудный путь. Как бы то ни было, ты не держишь на него обиды. А если бы и держала, ты ведь его простила?

Я смотрела перед собой, сердце ныло.

– Мне нечего было прощать. Но он… ты слышал, что он сказал мне перед смертью.

– Он извинялся, что подвел тебя, – подтвердил Кастил.

На глаза навернулись слезы. Его последние слова были жестокими. Тогда я не раскаивалась в том, что выложила ему перед нападением, но теперь? Теперь я жалею, что говорила так откровенно. Я бы сделала все, чтобы Виктер умер, зная, что поступал правильно в отношении меня. И он делал все, что было в его силах. Благодаря ему я могу держать меч и стрелять из лука, сражаться врукопашную и собственным умом.

– Я думаю, Виктер знал, что ты никогда не обижалась на него за бездействие, но сделал ли он все, что мог, – это известно только ему самому, – мягко продолжил Кастил. – Вопрос сводится к тому, сможешь ли ты сама загладить свою вину.

Я поняла его точку зрения, но не знала, достаточно ли будет всего, что я сделаю с этого момента, чтобы перечеркнуть мое молчаливое пособничество Вознесшимся.

– А пока ты стараешься разобраться в том, можешь ли загладить свою вину, полезно найти виноватых. В твоем случае и в случае Виктера виновные одни и те же.

– Вознесшиеся? – предположила я.

– Ты не согласна?

Вознесшиеся создали систему, в которую непреднамеренно встроились Виктер, я и все остальные, так или иначе став жертвами. Из-за ограничений, которые Вознесшиеся наложили на женщин, моя мама не умела защитить себя и меня. Люди отдавали детей ко Двору или в храмы, потому что Вознесшиеся втолковывали им, что это единственный способ умилостивить богов, а потом использовали ими же созданных монстров, чтобы подстегивать эти страхи. Господин Тулис сделал выбор сам, вонзив в меня нож, но его подвело к этому королевство Вознесшихся. Виктер не мог и слова возразить герцогу, иначе его либо навсегда удалили бы от меня, либо вообще покончили бы с ним. А меня…

Меня лишили свободы и держали взаперти, так что я ни с кем не могла поделиться своими подозрениями. И в основе этой системы стояла королева, которая так нежно заботилась обо мне. Это нельзя отрицать. Как нельзя отрицать и то, что эта система будет крепнуть и разрастаться, если только ее не сокрушат атлантианцы. Но даже лишенные возможности создавать новых собратьев, Вознесшиеся по-прежнему будут сильны, если останутся у власти. Если отец Кастила не пойдет на них войной.

Но война всегда затрагивает обе стороны. Потери бывают у обеих сторон, и их особенно много среди невинных. Многие из тех, кого освободит война Атлантии с Солисом, погибнут еще до того, как поймут, что всю жизнь прожили в цепях.

– Да. Виноватые – они, – наконец признала я, удивляясь тому, как сильно мы отклонились от темы.

Я убрала с лица выбившуюся прядку волос и прочистила горло.

– Итак, ты получил ответ, почему я такая тихая. Если бы я знала, что мои оскорбления и угрозы убедят всех в нашем соглашении, я бы всадила в тебя нож утром в пиршественном зале.

– Ну, я бы не заходил так далеко, – сказал он, стиснув меня. – Но можно я кое-что предложу? Я бы прекратил называть нашу помолвку соглашением или договоренностью. Это звучит слишком по-деловому. Как будто мы обсуждаем торговлю молочным скотом.

– Но разве это не соглашение?

– Я бы сказал, что наше соглашение очень личное. Поэтому нет.

– Между нами всего лишь соглашение. Ничего личного.

– Ничего личного? Так ли? – Его рука переместилась ниже, к пуговицам на моих штанах.

У меня перехватило дыхание.

– Да.

– Правда?

– Да, – прошипела я.

– Интересно, в прошлой ночи тоже не было ничего личного? – пробормотал он и поймал зубами мочку моего уха.